Долго без тебя - Александра Ревенок Страница 16

Когда мужчина ей показал карту мира и рассказал что это, девушка долго ее рассматривала, а потом спросила:

— Откуда ты знаешь, что там есть земля?

Но самой невероятной для нее оказалась новость о том, что Земля вертится вокруг Солнца. Даже когда Пат показал снимки из космоса, она не могла решиться и принять этот факт. Эта новость казалась ей полнейшей чушью, но если не верить Патрику — кому тогда?

Потом был… ступор, пожалуй, так… ну, или шок. Девушка увидела вертолет. Она долго молча наблюдала, а потом громко воскликнула:

— Что это за огромная стрекоза?!

Еще больший был шок, когда она увидела в небе самолет. Вернее нет «птицу, что оставляет после себя следы на небе». А когда Патрик рассказал ей что это, и какого на самом деле размера эта «птица», рассказал, что в ней есть люди… Мюренн снисходительно посмотрела на него и громко расхохоталась. А кто бы не расхохотался? Как объяснить, что эта точка в небе на самом деле громадина в несколько десятков метров, что такие точки могут вмещать несколько сотен людей, что они преодолевают огромные расстояния за относительно малый отрезок времени?

Густой и бархатный эспрессо, которым так наслаждался О’Браен, заставлял девушку морщиться от горечи, впрочем, как и Мэри. А вот чай дарил истинное удовольствие. Она могла принюхиваться к аромату черного чая с бергамотом бесконечно, порой заваривая его только, чтобы почувствовать этот волшебный запах. А специи? Перец и гвоздика, корица и шафран, розмарин и тимьян, имбирь и кардамон…

Мюренн доверчиво пробовала все, что ей предлагал Пат. Его очень забавляло то, с каким наслаждением гостья поглощала картофельное пюре, словно это было и не пюре вовсе, а небывалый деликатес. В каком же она была восторге от шоколада и какао! Брауни по особому рецепту Мэри Макгир исчезал с ее тарелки со скоростью света. Тропические фрукты вызывали удивление и восторг. И каким же настороженным стал ее взгляд, когда она увидела устриц! А попробовав, недоуменно посмотрела на Патрика:

— И это все? Я так ничего и не почувствовала.

Мюренн тянулась к знаниям. Они ее восхищали и захватывали. Такое же возбуждение она чувствовала, когда Винни обучала ее целительству. Мир казался больше. Так было когда-то, так есть и сейчас. Девушка старалась выучить все, что только возможно. Очень старалась, потому что, как и Патрик с Мэри, не знала, когда закончится это путешествие.

Ее уверенность, ее желание вернуться домой таяли на глазах. И теперь сомнения, к которым Мюренн О’Кифф испытывала истинное отвращение, пожалуй, даже большее, чем к страху, одолевали с неведомой силой. Приемная мать ее всегда учила думать самостоятельно, делать собственные выводы, составлять свое собственное мнение. Единое мнение. И никаких совокупностей, никаких СОмнений!

Словно вредный боггарт из-за очага, неожиданно объявилось чувство вины за собственные желания, ведь не только Дун, но и еще несколько соседних деревень останутся без целителя. А девушка была воистину рада этим проказам лукавых фейри.

Когда она смотрела на замечательного сильного Патрика и ласковую добрую Мэри, ее сердце сжималось. Противоречивые чувства и желания доводили до исступления, тревоги разрывали сердце и душу…

Порой ей казалось, что Патрик учится вместе с ней, словно большинство вещей он видит впервые, что знакомится с ними заново. Она была в этом уверена, она чувствовала это. Каждое утро, когда Мюренн открывала глаза — испытывала облегчение: «Я сегодня увижу Патрика». Девушка видела, как тот смущается, под ее пристальным взглядом, который отвести было практически невозможно: ей хотелось на него смотреть снова и снова. «Видела ли я кого-то красивее? Наверное, нет».

Эти ярко-голубые, как небо, глаза притягивали, а черные волосы блестели, как вода под ярким весенним солнцем. Он был очень высоким. Девушка улыбалась, вспоминая, что сравнивала его с боевым конем, но ни в коем случае не отказывалась от этого сравнения: таких высоких мужчин ей, наверняка, не доводилось видеть. Однако боевые кони были слишком тяжелыми, грузными, а Пат напоминал ей заморских скакунов, легких и подвижных, полных энтузиазма и энергии. Все эти «неправильные» мысли о хозяине дома удивляли и смущали ее. Доходило до того, что она не могла и слова из себя выдавить. Только смотрела на своего спасителя с восхищением и все, даже пошевелиться не могла.

«Когда я стала такой дурехой?» Смущающиеся девицы, что замирали, как бабочки в янтаре, при одном лишь взгляде на своих возлюбленных, и не могли выдавить из себя ни слова, кроме глупых хихиканий, всегда забавляли ее, она посмеивалась над ними, шутила, говоря, что у нее есть отвар, что развязывает язык. Ей бы самой сейчас этот отвар не помешал бы.

А потом О’Браен рассказал ей про измерение расстояния и времени. Это очень долго укладывалось в сознании Мюренн, но в итоге медленно она стала использовать часы. С непривычки было сложно расстояние и высоту мерить одними и теми же мерками. Получалось, что Патрик высотой как четыре шага. Это ее очень смешило.

Изо дня в день Мюренн наблюдала за Мэри, как та готовит, используя все эти странные приспособления, которые, несомненно, облегчали работу. Однако сама опробовала всего один раз миксер, и то под четким руководством Мэри. Все-таки «руками» работать ей было гораздо проще. Прежде всего, оттого, что во время готовки девушка всегда отдыхала, а, используя технику, отдохнуть никак не получалось, совсем.

Очень трудно и непривычно было держать ручку. Она была, как волшебная палочка, в больших руках Патрика и совсем не слушалась в руках Мюренн. Но девушка старалась, очень старалась. Она уже могла писать под диктовку, а в некоторых словах и вовсе не делала ошибок.

Спустя два месяца к Патрику наведался доктор Финн, чтобы узнать, что сталось с девушкой, которую выбросило штормом. Вот тогда Патрик и понял, сколько бы Мюренн не оставалась здесь — все равно ей нужно сделать документы. Не станет же он рассказывать всем, что она из прошлого! В лучшем случае его отправят на прием, в худшем — всех троих поместят в психиатрическую больницу… Хотя порой мужчина все еще не верил, что ему все это не снится. И если в первые дни он надеялся проснуться, то теперь он этого боялся.

Чтобы все же сделать ее пребывание в этом пространстве легальным, он обратился к адвокату. Накануне он долго раздумывал, отлично сознавая что, несмотря на свои хорошие отношения с Финном Брауном, не готов ему рассказать об истинном положении дел… В итоге, они с Мэри ничего дельного не придумали кроме как рассказ части правды.

Когда подошел черед медицинского обследования — именно тогда перед Патриком и встал действительно сложный вопрос: как объяснить его девушке? Что такое вся компьютерная и бытовая техника, все сенсоры и электроника в доме О’Браена, в сравнении с томографом, рентгеном, аппаратом УЗИ и множеством других приборов и датчиков, к которым прилагается персонал с препарирующим взглядом?

Без тени смущения Мюренн обнажила весь свой ужас при посещении стоматолога, и это с учетом того, что зубы оказались у нее вполне здоровыми! Что было бы потребуйся ей лечение? Из кабинета гинеколога она вышла не красного цвета, нет, малинового, густого малинового цвета, а рыжие волосы только подчеркивали эту интенсивность. Это было бы забавно и, скорее всего, вызвало бы улыбку у Патрика, если бы переживания не одолевали его с такой силой. О, он не раз уже порывался пойти вместе с ней! Причем, скорее, для собственного спокойствия, нежели как-то стараясь «спасти» Мюренн. Ей этого точно не требовалось. Моральная поддержка, может быть, но никак не помощь. Но был визит, который его воистину пугал: психиатр. Он просто не представлял, что будет, а вот Мюренн этот визит никак не трогал: здесь в нее не вставляли никаких приспособлений — уже хорошо.