Волшебный свет - Шарлотта Лэм Страница 16

Как давно это было! Слезы вновь навернулись на глаза. До чего же хорошо все начиналось, и куда теперь ушли и смех, и страсть, и близость?

Росс больше не любит ее. Тут двух мнений быть не может! Ему неприятно спать с ней в одной постели, и едва ли можно его винить. Мало того, что страшная стала как жаба, так еще все ночи ворочается, и ноги сводит судорогой.

– Так ничего и не скажешь на прощанье? – спросил он уже более миролюбиво. – Что тебе привезти из Йорка? Загадывай три желания.

У Дилан закружилась голова от всех пережитых страхов и обид. Комната поплыла перед глазами. Лицо ее горело. Волнистые каштановые волосы разметались по подушке. Наконец она все же собралась с духом и встретила его взгляд.

– Три желания? Загадала! Никогда с тобой не встречаться. Не выходить за тебя замуж! Не носить от тебя ребенка!

Росс на миг окаменел. Глаза полыхнули так, что она невольно съежилась. Потом, без единого слова, он круто повернулся, взял дипломат, собранный еще с вечера и вышел, хлопнув дверью спальни.

– Росс! – выкрикнула она в отчаянии. – Росс, постой! Прости, я не то хотела сказать!

Она выбралась из постели, но не смогла сделать и шагу: ноги подкашивались. Так и стояла босиком в мятой ночной рубашке, не зная, что делать дальше.

Потом еле-еле доковыляла до окна и услышала урчанье мотора. Чуть не сорвала шпингалет, пытаясь открыть окно. А глаза были прикованы к черному лендроверу и чеканному профилю за стеклом под копной черных волос. Шпингалет наконец поддался, и в спальне закружился ледяной ветер, но Дилан его даже не почувствовала.

– Посмотри на меня. Росс! – молила она. – Ну прости, пожалуйста!

Он ее, конечно, не услышал и вверх не посмотрел. Жалобно скрипнули покрышки на неровном гравии; вцепившись в подоконник, Дилан вслушивалась в затихающий гул мотора. Вскоре он смолк совсем, и она осталась одна под клубящимся небом.

Крепкий, добротный дом под черепичной крышей, конечно, выдержит любой ветер с холмов и с моря. А в огород можно и не выходить, тем более теперь она туда и в тихие дни ходит только за картошкой и зимней капустой: летнее изобилие давно кончилось.

Дилан все стояла, не замечая холода и того, что легкая рубашка колоколом раздувается вокруг нее. Наконец все-таки сообразила закрыть окно и, не вытирая слез, уставилась на опостылевший пейзаж за ним. Хоть бы еще один дом был в поле зрения, еще одна крыша, труба дымохода, вьющийся белый дымок – хоть знать, что ты не одна в целом свете! Трудно себе представить, что где-то есть шумные улицы, магазины, театры, кафе, автобусы, люди, – неужели они есть там, за этой гнетущей пустотой, за этим безмолвием деревьев?

Деревья, деревья, деревья… Как же они надоели!

– Ненавижу тебя! – крикнула она раскидистой норвежской ели, что, как гора, высилась на опушке рядом с серебристым пирамидальным кипарисом, который, пожалуй, мог бы ей понравиться, будь у нее настроение получше. Росс говорит, что нарочно посадил на опушке несколько лиственных деревьев (надо же хоть немного смягчить суровое хвойное однообразие), но едва ли что-то могло бы нарушить безжизненный покой этих великанов.

Все-таки он какой-то неестественный, этот лес. Посажен исключительно для торгово-промышленных целей; деревья стоят ровными рядами, как в строю. А раньше здесь наверняка была живописная вересковая пустошь, по которой свободно гуляли ветра, и на каждом клочке земли, на каждой былинке копошилась какая-нибудь мелкая птичка или букашка. Теперь деревья вытеснили отсюда вес живое. Кому же понравится жить в вечном мраке?! Вот и она его с трудом выдерживает.

Дилан почувствовала наконец, что замерзла, и вернулась в постель. Что-то вдруг кольнуло в пояснице, и Дилан, тихо застонав, стала растирать ее кулаком. Хватит валяться, от этого спина еще больше болит. Пора вставать.

Взглянув на часы, она удивилась: уже без четверти восемь. Дел у нее, правда, особых нет, но все равно, пока оденешься, пока в доме приберешь, время и пролетит. Надо чем-то себя занять, чтобы не думать все время об одном и том же. А завтра дел еще прибавится. Завтра сочельник, их первое Рождество.

Прошлое Рождество она встречала с Дженни, Филом и двумя их ребятишками. Так уж у них повелось, с тех пор как Дженни вышла замуж. Но в этом году ей хотелось сделать что-нибудь особенное для Росса, чьи родители давно умерли, и он много лет не праздновал Рождество в семейном кругу. Она купила много игрушек, лампочки, мишуру, загодя испекла Рождественский торт и сделала пудинг. Завтра надо будет еще испечь пирожки с мясом, бисквит со взбитыми сливками и приготовить желе – все по традиции.

Она пошла в ванную, все еще держась рукой за поясницу, сняла рубашку, бросила в плетеную бельевую корзину. Стараясь не смотреть на себя в зеркало, залезла под душ и долго нежилась под теплыми струями. Затем тщательно вытерлась и натянула халат, прежде чем идти в комнату одеваться. Открыв шкаф, Дилан с отвращением уставилась на плечики с одеждой для беременных (когда же наконец можно будет надеть что-нибудь приличное?). Нет, вот этот свитер вишневого цвета все-таки ничего, уютный. Под него можно надеть белую батистовую блузку и джинсы для будущих матерей с огромным запасом в талии.

А ноги все равно ледяные, даже после душа; придется надеть носки и меховые тапочки.

Уборка в доме никогда не доставляла ей большого удовольствия, а теперь и подавно: ей стало трудно нагибаться, вставать на скамейку, тянуться кверху.

Когда-то она все это делала танцуя, с жетэ и батманами, при этом держалась за спинки стульев, как за станок. Теперь эти развлечения ей не по плечу, и уборка стала утомительной рутиной. Нет, о балете лучше не вспоминать, а то опять до слез себя доведешь!

Расчесывая волосы, Дилан вновь подумала о том, что еще совсем недавно была легкой, как перышко… Какой у нее был размер – сорок второй? А может, меньше – с ее-то миниатюрностью! Рост всего сто пятьдесят семь, талию ничего не стоило обхватить руками, грудь небольшая, но высокая, а ноги при таком росте очень даже длинные. Как ей шли черные трико и боди, в которых она репетировала прошлый балет, поставленный Майклом, – «Любовные экзерсисы». Название говорило само за себя: двое встречаются, влюбляются, расстаются в слезах, но не могут друг без друга. Дилан очень любила его танцевать.

Напряжение, сосредоточенность, физические нагрузки дико выматывали ее, но зато каков результат, какова отдача! К тому же каждая минута была занята – вздохнуть некогда! Вот бы сейчас так же отдаться какому-нибудь делу! Она думала, беременность поглотит ее так же всецело, как репетиции нового балета, но все обернулось по-иному.

А ведь именно благодаря балету она узнала Росса, который в итоге и разрушил ее карьеру, навсегда испортил фигуру, жизнь, можно сказать, сломал!

Хватит думать об этом! – одернула она себя и со злостью швырнула щетку на туалетный столик. Месяц осталось потерпеть, а дальше вес пойдет по-другому. Этим и утешайся!