Волшебный свет - Шарлотта Лэм Страница 15

Со странной смесью ненависти и вожделения Дилан смотрела на его мощные плечи, на загорелую грудь с черным треугольником волос посредине. Вон он какой – по-прежнему стройный, сильный, а она расползлась так, что без омерзения не взглянешь!

Они уже больше месяца не занимались любовью, и Дилан страшно истосковалась по нему. Но временами убить его была готова. Ведь это из-за него она видеть не может себя в зеркале, из-за него переваливается на ходу, из-за него болит грудь с отвратительно раздутыми сосками. Боже, неужели это она – легкая, стремительная Дилан?

В ее голосе поневоле прозвучала злость:

– Ты что, на всю ночь одну меня оставишь? Тем более завтра сочельник! Как же я буду одна, ведь здесь на много миль ни души. А вдруг что случится?

– Что может случиться? Не выдумывай, за одну ночь ничего не случится!

Росс быстро натянул коричневые брюки и свитер. На нее даже не взглянул. Он старался теперь не смотреть на ее уродливую фигуру. А уж в голом виде – и говорить нечего. Кому понравится спать с огромным воздушным шаром?.. Дилан изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Росс всегда сердится, когда видит ее слезы. Он терпеть не может таких неженок. А она все терпит. Терпит и живет с человеком, который ее не любит!

Она все готова стерпеть, лишь бы одной не остаться.

– Росс, я очень тебя прошу, мне страшно! – взмолилась она. – Смотри, какое небо, и по радио буран обещали. Если пойдет снег и телефонная связь опять прервется, то я даже «скорую» вызвать не смогу, если…

– Если, если, если! – нетерпеливо бросил он. – Прекрати себя накручивать. Не распускайся, иначе опять давление подскочит. Забыла, что говорит доктор Истер? Беда с этими творческими личностями! И все из-за твоего балета!

– При чем тут балет?

– Я же вижу, как ты тоскуешь по сцене! Меня не обманешь.

Чуть помедлив, она честно сказала:

– Ну, в общем, бывает иногда.

– А он тебе звонит?

Дилан не стала притворяться, будто не знает, о ком речь.

– Нет, – сказала она, поглядев ему прямо в глаза.

– На днях в газете писали про его новый балет – мне Сюзи показывала. Судя по отзывам, у него бешеный успех. В турне собирается по всему миру. А сейчас в Штаты.

– Да, я видела. – Она после премьеры купила все газеты и жадно их прочитала, а потом сожгла в саду, чтобы не огорчать Росса. – Я очень рада за него и за его новую партнершу.

В его глазах промелькнула тень недоверия.

– Неужели? Даже при том, что на ее месте могла быть ты? Будешь меня уверять, что тебе не хотелось бы станцевать эту партию?

– Я сама отказалась, – ровным голосом проговорила Дилан.

Чего он от нее хочет? Только святая не позавидовала бы такому успеху, а она далеко не святая.

– Тебе от этого легче, что сама? – пробормотал Росс и отвернулся к окну. – Не будет нынче бурана. Снегопады обещали не раньше конца недели. Завтра к обеду я вернусь, а тебе рожать еще в конце января.

Доставая из шкафа толстый твидовый пиджак. Росс нехотя покосился на нее. Не может он не видеть, что она чуть не плачет, но упорно не желает принимать ее страхи всерьез. А чего она ожидала? Он ее не понимает, она – его. Ведь они так не похожи, будто родились на разных планетах. Не надо было им вообще встречаться, не говоря уже о браке. Но почему-то ей это в голову не пришло, когда она бросила сцену, Лондон и поехала за ним. Наверное, Росс тоже сожалеет о том, что женился на ней.

– Ты меня совсем не любишь! – не утерпела она. – Иначе взял бы с собой, а не оставлял одну в этом страшном лесу!

– Прекрати! Тебя никто сюда насильно не тащил. Я тебе прямо сказал перед свадьбой, какая жизнь тебя ждет. Я говорил, что мне придется надолго оставлять тебя одну, что дом стоит в лесу, что вокруг нет никакого жилья. Говорил или нет?

Да, говорил. Он предупреждал ее, что будет трудно, что такая жизнь для нее непривычна, что ей будет скучно и одиноко, но тогда для Дилан; это не имело значения. Она влюбилась в него по: уши и ничего не хотела слышать, кроме того, что они будут вместе, день за днем. О большем счастье она и не мечтала.

– Тогда была весна, и я не ждала ребенка!

Перемена во внешности отразилась и на складе ее мыслей; они стали такими же тяжелыми, как ее походка, и этому еще способствовала погода. В городе зима не навевает уныния, потому что там не надо мириться с перепадами энергии, не надо сидеть без света целыми днями; там улицы ярко освещены, а если озябнешь – всегда можно юркнуть в метро и отгородиться от холода и снега с дождем.

– Я все понимаю, – вздохнул он. – Тебе нелегко. Мне и Элла говорила, что последний месяц самый тяжкий – не знаешь, куда себя деть.

Золовке видней, у нее целых трое! Хорошо бы Элла жила где-нибудь поблизости, чтобы каждый день можно было к ней заглянуть или позвонить и спросить совета. Но муж её – нефтяник и вечно мотается с семьей по всему свету. Сейчас они в Дубай и в Англию вернутся в лучшем случае через год.

А сестра Дилан, у которой тоже дети, живет в шестидесяти милях, в Озерном крае. Позвонить, конечно, можно, но это не утешает: того, что наболело, по телефону не выскажешь.

Росс присел на постель и взял ее за руку. Теперь он пытался понять и успокоить ее, но она уже взвинтила себя, и его утешения только подлили масла в огонь.

– Дилан, я не могу пропустить это совещание, пойми. Это моя работа. Там будут обсуждаться срочные дела. Вдруг без меня примут решение, с которым я не согласен? А тебя взять с собой я не могу: на такие совещания жен брать не принято.

– Я бы осталась в отеле, – вяло возразила она.

– Дилан, у меня там совсем не будет времени, а долгая тряска в машине тебе сейчас ни к чему, согласись. У тебя за полчаса ноги затекут и спина разболится.

Опять он прав. Теперь, стоит ей проехать две мили до деревни – и она целый день ходит разбитая. Как обидно: раньше собственное тело слушалось се во всем, а теперь на каждом шагу подводит. Возразить было нечего, и она молча глядела на мужа.

Он засунул руку во внутренний карман пиджака.

– Я тебе оставлю свой мобильный. Даже если телефон отключится, ты все равно сможешь вызвать «скорую». – Он положил телефон на столик возле кровати и наклонился к ней. – Ну что, успокоилась?

– Что ты со мной как с ребенком? Оставь, пожалуйста, этот снисходительный тон! По-твоему, все беременные – непременно дуры?

– Уж одна-то наверняка! – Росс нетерпеливо тряхнул своей черной гривой. – Я не могу тут до завтра с тобой препираться. К обеду я должен быть в Йорке.

Он коснулся ее щеки теплыми губами. Она отвернулась, чтоб не он видел, как затрепетали её ноздри от запаха его чисто выбритой кожи и от воспоминаний об ушедшей весне, когда они в сумерках сгорали от страсти на ложе из густо-зеленых папоротников.