Роковая любовь - Кэндис Кэмп Страница 16

Богатые отправились на свои плантации; те, у кого не было земельных владений, уехали к своим родственникам дальше, на юг. Солдаты ополчения, такие как Эмиль, жили по-прежнему в домашней обстановке, развлекаясь и теряя боевой дух. Многие горячие головы из креолов стремились к участию в сражениях с самого начала войны. И вскоре им придется, защищая город, убивать или быть убитыми.

Затишье, которое так обрадовало всех, началось 24 апреля после недельной беспрерывной бомбардировки. Энэлайз хорошо запомнила этот момент.

Она сидела и подшивала оборку нижней юбки, но, сбившись, уколола себе иголкой палец. Она начала отчаянно трясти пальцем и вдруг замерла. Что-то было не то. Как-то необычно. И вдруг она поняла: это прекратился грохот выстрелов!

Она вскочила на ноги. Ее сердце учащенно забилось. И, хотя кругом стояла тишина, в ушах ее, как и прежде, звенело. У нее пересохло во рту и подвело желудок. Что бы это все значило? Что же случилось? Или янки отступили, а, может быть, наоборот — их канонерки именно сейчас выходят к городу?

Энэлайз быстро вскочила и бросилась на улицу, по дороге схватив только свою шляпку, совершенно забыв о перчатках. Ей необходимо было знать, что же произошло на самом деле. Вся в тревоге, она бежала вниз по улице до тех пор, пока не встретилась с мальчиком-подростком, бегущим навстречу.

— Что такое? Что произошло? — спросила она его таким странным голосом, что даже сама удивилась.

— Канонерки, мэ-эм! Они идут в Новый Орлеан. Корабли янки только что миновали форты, — прокричал он и убежал.

— Нет! Нет, это неправда! — воскликнула Энэлайз и повернулась, не зная, что ей делать.

Вдруг колокола Церкви Христа ударили в набат. Немедленно к ним присоединились колокола Церкви Святого Патрика и Первой Пресвитерианской. Энэлайз закрыла уши руками. — «Нет, это неправда! Этого не может быть! Но с чего бы тогда церковные колокола били в набат?»

— Это была паника. Самая настоящая паника, — сказала она сама себе. — Нужно просто точно узнать, что же все-таки произошло?

Она приподняла юбки своего платья и побежала в город. Чем ближе она приближалась к центру, тем больше становилась толпа. Люди, казалось, беспорядочно сновали туда-сюда. На Кэнэл-стрит Энэлайз едва увернулась от тяжелогруженной подводы. Эта подвода, как и несколько других, следовавших впереди, была загружена тюками хлопка и направлялась к пристани.

Энэлайз с ужасом смотрела на все происходящее. Все было настолько страшным — паникующая толпа, рвущиеся вперед лошади, кричащие до хрипоты кучеры…

— Энэлайз, Энелайз! — вдруг раздался из толпы чей-то голос.

Она обернулась на крик и увидела Полину Бовэ, машущую ей рукой.

— Полина! — крикнула Энэлайз и ринулась сквозь толпу к своей подруге. — Полина! Что происходит? Неужели это правда?

Лицо Полины побледнело, а глаза расширились от страха.

— Ох, Энэлайз, — произнесла она, — это правда. Они на подходе. Янки уже прошли форты.

— Ты уверена в этом? — спросила Полину Энэлайз, крепко ухватив ее за плечо.

Полина утвердительно кивнула головой.

— Мне сказала Сесилия Мойз. Ты ведь знаешь ее. Она была вместе с отцом, когда они получили сообщение с фортов.

Наконец до Энэлайз дошел смысл сказанного, и она отпрянула назад. Итак, произошло непоправимое!

— Я должна возвратиться к маме, — сказала она машинально и побежала к себе домой. Там царила полная паника. У дома стоял экипаж, и слуги сновали туда-сюда, укладывая в него вещи — коробки и наполовину заполненные дорожные сундуки. В центре зала стояла ее матушка. Она кричала на неповоротливых слуг и обмахивалась веером.

— Прекратите все сейчас же! — крикнула Энэлайз. — Прекратите! Слышите!

Все застыли и уставились на нее. Дело в том, что Энэлайз пользовалась у всех большим уважением, но никто и никогда не видел ее кричащей.

— Но… но… Энэлайз!? — вдруг возразила ей мать. — Янки близко. Все пропало! Все пропало — закричала она истерически.

— Прекрати и успокойся! — приказала ей Энэлайз. — Мы никуда не поедем. Джозеф! — обратилась она к кучеру. — Прикажи, чтобы все убрали из экипажа и поставили на свои места. Мы остаемся здесь, — сказала она холодным голосом. Она была также испугана, но она знала только одно — с врагом надо встретиться лицом к лицу. Она ненавидела янки и могла бы убежать от них. Но она останется здесь и встретит их. Они никогда не узнают, что она испугалась.

— Но, мисс Энэлайз! Янки вот-вот будут здесь! — запротестовал Джозеф.

— Чего их бояться? Страшнее того, что уже сделало аболиционистское [19]правительство, не будет.

— Но, Энэлайз, — запричитала Тереза.

— Прекрати, мама! Истерика тут не нужна. Мы ведь не трусы, и поэтому мы никуда не побежим. Мы останемся здесь и встретимся лицом к лицу с врагом! — сказала Энэлайз.

— Ох, моя дорогая дочь, — сказала Тереза дрожащим голосом, усаживаясь в кресло. — Я так хотела бы, чтобы Эмиль был вместе с нами. Где он сейчас?

— Уверена, что он сейчас там, где ему и положено быть: он в армии. Неужели ты забыла, мама, что он — солдат, — сказала Энэлайз.

— Он должен быть здесь! Он должен быть с нами! — обиженно, как ребенок, заявила Тереза.

— Мама, — сурово сказала Энэлайз, — Эмиль — мужчина, и он сейчас там, где и подобает быть мужчине. Он вместе с другими солдатами должен защищать нас, и нет надобности отрывать его от святой обязанности.

У Терезы появились на глазах слезы, и она взглянула затуманенным взглядом на свою дочь. Энэлайз проигнорировала ее слезы и попыталась ободрить свою мать.

— Я не собираюсь влиться в ту паникующую толпу на улице и не собираюсь на плантацию. Никто не знает, что может произойти по дороге в «Белль Терр». Все мы знаем, что рабы могут восстать и, честно говоря, для меня предпочтительнее столкнуться лицом к лицу с янки, нежели с рабами. И, кроме того, мы не можем оставить свой дом и имущество, а также слуг захватчикам, — убедительно заявила Энэлайз.

— Мне все равно! «Черномазые» [20]могут сами о себе позаботиться, как они это всегда делают. Я не желаю встречаться с янки… Не желаю и не буду, — заявила, в свою очередь, Тереза.

Энэлайз вздохнула. — Ее мать всегда была эгоистичной и недалекой в суждениях, но насколько — Энэлайз узнала только сейчас. Или это война с ее бедами наложила свой отпечаток и сделала таким ее характер? В общем, это неважно. Никакие силы не могли заставить Энэлайз уехать сейчас. Ведь именно ее слушались и слушаются всегда слуги. И Тереза вынуждена будет с этим смириться.

Только благодаря спокойствию Энэлайз, слуги вскоре пришли в себя и привели дом в порядок. Тереза поднялась к себе в комнату, чтобы отдохнуть и успокоиться. Энэлайз пришла туда же. Она сидела рядом с матерью и пыталась развеять ее мрачные мысли. Одному только Богу было известно, как ей самой удавалось сохранить спокойствие.