Театр любви - Барбара Картленд Страница 15

В тон платью на шляпе красовались зеленые страусовые перья, в ушах сверкали изумруды.

Она прошла через всю комнату, туда, где на невысокой платформе стояло пианино.

Герцог еще медленно поднимался из-за инструмента, чтобы поздороваться с ней, а она уже витийствовала:

— Шелдон, как мог ты уехать из Лондона, ничего не сказав мне? Я не могла поверить, что ты уехал в деревню — один!

Перед последним словом она растерянно помолчала, а произнеся его, вопросительно взглянула на Лавелу.

— Я послал тебе записку, что у меня здесь много дел, — холодно ответил герцог, — и хотел немного побыть один!

— Один! — воскликнула Фиона. — Никогда не слышала большей бессмыслицы! И потом, дорогой, ты должен был знать, что я считала дни, часы, минуты до твоего приезда!

— Я скоро возвращаюсь в Лондон, — тем же тоном промолвил герцог, — так что твой приезд сюда был вовсе не обязательным.

Прежде чем Фиона успела ответить, он продолжал:

— Позволь мне представить тебя мисс Лавеле Эшли, она обладает великолепным сопрано и примет участие в пьесе, которую я написал к открытию моего театра. Мисс Эшли — леди Фэвершем!

Лавела протянула руку для знакомства, но Фиона даже не пошевелилась.

Она лишь разглядывала ее с выражением, которое герцог, хорошо зная ее, безошибочно определил как высокомерное и неприветливое.

— Почему я никогда не встречала вас раньше? — требовательно спросила Фиона.

— Потому что я никогда не была здесь до сегодняшнего дня, — ответила Лавела.

— Это правда, — кивнул герцог. — Я, по сути дела, открыл мисс Эшли только вчера и пригласил ее вместе с отцом, викарием Малого Бедлингтона, который сейчас осматривает дом.

Говоря это, он буквально чувствовал, как расслабляется и отходит Фиона.

Он хорошо понимал все ее мысли.

Он бы с удовольствием позволил Фионе продвинуться дальше в ее подозрениях, если б не желание защитить от нее невинную Лавелу.

Вне всякого сомнения, это ангельское существо из дома священника никогда в жизни не встречало ничего подобного Фионе.

Стоило лишь заметить, как Лавела смотрит на эту женщину старше нее и какое удивление, — если не сказать больше, — вызывает у девушки внешний вид Фионы.

— Я понимаю тебя, дорогой! Я не могла вынести даже мысли о том, что ты здесь один и рядом ни одной близкой души, с кем можно было бы поговорить, — разливалась Фиона уже прежним, уверенным в себе голосом. — Вот я и собрала всего нескольких друзей, и мы приехали как можно быстрее.

— Ну и кто же это? — спросил герцог с видимым хладнокровием.

— У меня было мало времени. Я пригласила лишь Изабель Хенли, так как ее мужа нет в Лондоне. А Джослин, которому не терпится видеть тебя, согласился сопровождать нас.

— Джослин!

С огромным трудом герцогу удалось подавить признаки гнева в своем голосе.

Его кузен был последним человеком, которого он смог бы вытерпеть подле себя в эту минуту.

Затем он подумал, что Джослин, может быть, сам настоял на приезде к нему.

Желание кузена видеть его не имеет ничего общего с Фионой.

И все же он ощущал, как в нем кипит неуемная ярость.

Но тут он напомнил себе о необходимости соблюдать превеликую осторожность.

Раньше в их совместном приезде не было бы ничего необычного.

Их пребывание в Мур-парке было в порядке вещей.

А поскольку она не подозревала, что ему все известно о ней, она считала почти своей обязанностью последовать за ним.

Ей нужно было убедиться, что их отношения остаются по-прежнему прочными и что он не чувствует себя одиноким.

Его внезапно поразила чудовищная мысль: как ужасно было бы для столь юного и неиспорченного существа, как Лавела, узнать о его связи с Фионой!

С легкой ноткой властности он произнес:

— Закажи чай себе и своим гостям в Голубой гостиной. Мисс Эшли и я присоединимся к вам, как только закончим репетировать.

Он сказал это так непререкаемо и определенно, что у Фионы хватило ума не спорить с ним.

— Конечно, Шелдон, дорогой, — ответила она. — Я сделаю все, что ты хочешь. Но ты еще даже не сказал, что рад видеть меня.

Она сопроводила эти слова своими обычными кокетливыми ужимками и обольстительно лукавым огоньком в глазах.

— Это было действительно неожиданностью, — коротко ответил герцог.

Он отвернулся и снова сел за пианино.

Фиона колебалась.

Затем, видя, что ей остается лишь уйти, она как фурия пронеслась по комнате, шумно захлопнув за собой дверь.

Герцог не сказал ни слова.

Он лишь начал исполнять одно из своих произведений, которое доставляло ему большее удовольствие, нежели любое иное.

Он играл до тех пор, пока не почувствовал, как музыка снимает раздражение.

На время он забыл о троих непрошеных гостях, свалившихся на него как снег на голову, и ощущал рядом лишь Лавелу.

Вот она подвинулась немного поближе, чтобы внимательнее следить за его пальцами.

Когда он закончил свою композицию, она продолжала хранить молчание.

И он был благодарен ей за это.

Ее молчание значило для него гораздо больше, чем потоки неосновательных излияний и похвал, которые последовали бы от Фионы.

Наконец Лавела промолвила:

— Это было прекрасно… абсолютно восхитительно! Я уверена, вы сочинили это сами.

— Как вы узнали? — спросил герцог.

— Я просто понимала, что вы ощущали в тот момент, когда играли, и музыка была… частью вас.

Герцог был поражен ее восприимчивостью.

Он задумался над ее словами.

— Я полагаю, вы — быть может, лучше многих других, — сознаете, что если возникает новая мелодия, то она не рождается исключительно в человеческом мозгу.

— Нет, конечно, нет, — согласилась Лавела. — Она рождается в сердце человека, в его душе. Это относится не только к новой, но и к любой исполняемой мелодии. Я чувствую это, когда пою.

— Я убедился, — сказал герцог, как будто лишь сейчас открыл это для себя, — что музыка и есть выражение сердца и души!