Устрицы и белое вино - Натали де Рамон Страница 15

В сарафане я ощутила еще больший комфорт, самое главное – благодаря оборке на груди я смогла избавиться от бюстгальтера. При общей незначительности моего телосложения у меня, как и у моей мамы, слишком большая грудь – размер С, даже почти D. Шарль находит это потрясающим, хотя лично мне такое несоответствие приносит сплошные неудобства: одежда либо тесна в груди, либо безобразно широка в спинке. С брюками дело обстоит еще хуже – у всех нормальных женщин разница между талией и бедрами составляет сантиметров двадцать пять, у меня же – сорок!

Затем идут ноги. Идут, идут и заканчиваются сухими щиколотками плюс стопа Золушкиного размера. Причем при росте сто семьдесят! Шарль считает потрясающим и это, но я-то ведь не могу ходить в одном белье! Дело поправимое, если пользоваться услугами портного, как моя мама. Но мама уже может позволить себе портного, а мне приходится пока все шить самой. Я умею! Даже пиджак на подкладке! И шитье – отличный тренинг для рук практикующего медика любой специальности. Однако оно отнимает слишком много времени...

Но самое ужасное – неизбежный бюстгальтер зимой и летом. Марьет, которой с ее подростковыми грудками он вообще не нужен, страшно завидует моему бюсту и считает, что я просто не могу избавиться от предрассудков. Но ведь дело не только в том, что я детский стоматолог и плохо представляю себе мотающиеся груди над раскрытыми челюстями пациента, а еще и в том, что даже при быстрой ходьбе, не говоря уж, к примеру, о беге или о танцах, мне просто-напросто больно!

Сейчас я не собиралась ни бегать, ни танцевать, а лишь тихо сидеть за семейной трапезой, поэтому без колебаний сунула кружевное пыточное устройство в пакет с остальной одеждой, расправила оборку на груди, прошлась расческой по волосам, капнула духов на запястья и неторопливо – легкими шагами – направилась в сад.

– А я говорю, что имя Пьеро ему не подходит! Он Казимир! Он красавец! – настаивала мама Шарля. – О, вот и ты, моя девочка! Прелестный наряд, тебе так идут все эти романтические рюши. Ну хоть ты скажи им, что Пьеро не может быть красавцем! Красавец, значит, Казимир! А Пьеро – это что-то такое меланхолично-унылое, декадентское, без огня... Ну что ты молчишь, Вив? Разве я не права? Ты когда-нибудь видела, чтобы хоть один Пьеро был энергичным и красивым?

Льняные кудри, летящие на ветру, безупречные черты лица, улыбка, губы, темно зеленые глаза, искрящиеся силой и страстью, руки античной работы, именно такими руками Аполлон натягивает свой лук... Фф-у-у, ну и видение!.. Я шумно потянула в легкие воздух. Хорошо, что я успела вовремя опуститься на стул, и хорошо, что у меня уже прочищены внутренности. Или именно оттого, что они прочищены, моим мыслям вздумалось порхать где попало? Я сделала еще несколько глубоких вдохов и выдохов, но неприятный спазм не отпускал. Мало того, вместе с видением Пьера внутри меня малопристойно забили крыльями бабочки...

– Что с тобой, Вив? – забеспокоился Шарль. – Ты так тяжело дышишь...

– У нее случайно не аллергия? – предположил его отец.

– Раньше у Вив никогда не было аллергии, папа!

– Ну и что? – сказал Симон. – У меня тоже раньше не было, а теперь есть. На виноградный сок.

– Как же ты пьешь вино?

– На вино у меня нет, только на сок. Сбегать в машину за таблетками?

– Если не аллергия, то жар точно! – подытожил отец.

– Вив, может, переберешься в дом? Полежишь на диване?

– Ты не спрашивай ее, сынок, бери и неси!

Продолжая судорожно глотать воздух, я замахала руками.

– Видишь, Шарло, не хочет. Я пошел за таблетками!

– Нет-нет, не нужно, – наконец-то выдавила я. – Это просто, просто... – Я беспомощно перевела дыхание.

– Конечно, никаких таблеток не нужно. – Катрин многозначительно посмотрела на меня и с тем же выражением переглянулась с Мари. – Это все жара. Я сама задыхаюсь с самого утра.

Я старательно закивала.

– Если хочешь полежать, не стесняйся, иди в дом, приляг, – сочувственно предложила она. – Здесь все свои, все понимаем.

– Нет, правда все хорошо, Катрин. Все уже прошло. – Я облизнула пересохшие губы.

Шарль улыбнулся и наполнил мой бокал.

– Выпей, будет еще лучше.

– А вдруг у нее аллергия именно на вино? – сказал Симон. – У меня на сок, у нее – на вино, у меня ведь тоже не было раньше.

Я решила подыграть и попросила минеральной.

– Правильно, – одобрила Катрин. – В такой ситуации разумнее от вина воздержаться.

Я опустошила залпом стакан воды, Шарль налил еще.

– Давай мне Казимира, сынок, и проводи Вивьен в дом, – сказала Катрин. Забрала у него щенка и добавила: – Иди, иди, полежи, девочка.

– Спасибо, Катрин, но правда все хорошо. Я отлично себя чувствую. Я хочу посидеть с вами. Все так вкусно, так красиво!

– Ну смотри, – сказала она.

Повисла пауза. Только Катрин ласково гладила шелковистую шубку посапывающего щенка и совсем тихо приговаривала:

– Казимир, Казимир, мой милый, мой маленький Казимир, мой самый красивый, Казимир, Казимир...

Шарль кашлянул.

– Мам, ну дался тебе этот Казимир! Он Пьеро. Так назвал его заводчик.

– Подумаешь, заводчик! Много он понимает! А я как только увидела эти блестящие черные завитки, сразу вспомнила Казимира. У него были именно такие блестящие шелковые волосы. Он был такой красавец! Энергичный, статный, огонь в глазах! Мы все в аэропорту так его и звали – красавец Казимир!

Отец усмехнулся. Шарль сказал:

– Ох, мама! – и покачал головой. – Ты что, считаешь, что все Казимиры обязательно красавцы?

– Кроме Казимира... Как же его фамилия? Потански? Потунски? Какая-то польская, тридцать лет прошло, не вспомню... Но, кроме него, я никаких других Казимиров не видала! А этот был красавец брюнет! Просто потрясающе красивый мужчина!

– Послушаешь, мам, тебя, – скептически заметила давно не подававшая голоса Марьет, – так все Казимиры – красавцы, а все поляки – брюнеты! Поляки – блондины, это все знают!

– Может, и блондины, но лично я никаких других поляков не встречала. А Казимир был брюнет и красавец! Ох, если бы ты его только видела, Вив, – в поисках поддержки обратилась ко мне Катрин. – Ну такой красавец! В наше время все самые красивые парни и девушки шли в авиацию. Это сейчас все помешаны на подиуме, все рвутся в модели. А в наше время – только небо!

– Ну, не все, мам. Ты забыла, что мой Симон, на всякий случай, штурман на международных линиях!

– Может, я и пошел с горя в штурманы, потому что на подиум не взяли? – поддел жену Симон.

– С твоей-то рожей? Ха! – беззастенчиво отпасовала та. – Это мама у нас самая красивая что сейчас, что во времена своей стюардессной юности. Правда, па?