Маленькие радости - Оливия Уэдсли Страница 14

Сэр Чарльз рассматривал Дафнэ и понял, почему ее любила Тони. Ее волосы цвета чистого золота, длинные черные ресницы и синевато-серые глаза легко все объяснили. Он знал, как Тони любила красоту.

Все кончилось поездкой вчетвером, чтобы напиться чаю за городом. Тони сияла от счастья. Она была с дядей Чарльзом, с Дафнэ, с двумя людьми, которых она любила, и это было пиршество, настоящее чудесное пиршество, ее собственный праздник.

Лорд Роберт лениво рассматривал ее и не находил основания изменить свое первое мнение о ней. Она была все еще некрасива, более или менее, но, во всяком случае, некрасива, и все еще «чертовски забавна».

Они пили чай в Доркинге, в гостинице, на краю лужайки. Тони разливала чай и поддерживала разговор.

Дафнэ, как и многие красивые люди, чувствовала, что с ее стороны не требуется усилий. Это предположение является причиной безделья многих красивых женщин. Внешность, безусловно, составляет краеугольный камень в здании общественного успеха, но, чтобы укрепить этот камень, требуется немного обыкновенной извести.

Тони блистала, была весела, сэр Чарльз забыл свою болезнь, а лорд Роберт свою скуку. Он откинул голову назад и смеялся, когда Тони описывала визит Фэйна к ней. Тони удивительно хорошо подражала манере молодого «итонца». Теперь она смеялась над Фэйном, но в свое время этот визит причинил ей невероятную боль. Она ждала его – это ожидание едва проявлялось в ней, но за ним скрывались и сильное желание любить, и потребность быть любимой.

Фэйн не нуждался ни в том, ни в другом. Он стал большим красивым юношей с аффектированным голосом и болезненным страхом сделать что-нибудь противоречащее принятым правилам. Он откровенно сказал Тони, как он боялся встречи с ней и того, что она его опозорит.

– Мне бы было очень неловко, если бы ты оказалась тем, кем ты была, ну да, ты знаешь, какой ты обыкновенно бывала.

– Но почему, если ты сам изменился, ты не мог допустить, что изменилась и я?

– О, я не знаю, милое дитя, но каждому надо быть действительно осторожным по отношению к своим родственникам.

Он взял у Тони взаймы все ее карманные деньги и отбыл с важным видом.

Тони была в восторге от лорда Роберта. Его заразительный смех, его огромный рост, его внешность – все нравилось ей.

– Он похож на тигра, на крупный прекрасный экземпляр, он весь – блеск, весь – топазовый и сама жизнь, – сказала она дяде.

Тот засмеялся и сказал ей, что у нее очень живописная манера выражаться.

Ее спальня находилась теперь в самом большом дортуаре, и в ней была книжная полка, сокровища которой дядя Чарльз обязательно должен был посмотреть.

Он должным образом познакомился с ними.

Сказка о «Водяных детях», Андерсен, «Питер Раббит», сокращенная биография Генли, Теннисон, «Сказка о маленькой белой птичке», «Философ под крышкой» и две-три книжечки религиозного содержания.

– А Броунинг еще совершенно не интересует меня, – сообщила ему Тони. Чарльз скрыл улыбку. – «Мать» мне не разрешает купить его, а что хорошего в том, чтоб желать вещи, которых ты не можешь иметь. Я делаю вид, что не хочу, и это облегчает мне жизнь. – Она стала коленями на кровать. Ее стройная фигура казалась выше, и смуглые ножки выделялись на белом покрывале. – Ноги у меня стали красивые, – самодовольно заявила она Чарльзу, – они тоньше, чем у большинства других девушек, даже чем у Дафнэ, они так же красивы без обуви, как и в обуви.

– Суета сует, – пробормотал Чарльз.

– Это не тщеславие, это самооценка, – объяснила Тони, когда они спускались по каменным ступеням рука об руку.

Снова волнение и печаль при расставании.

– Не надо, дорогая, не надо, – шептал Чарльз вздрагивавшей в его объятиях Тони, – я снова скоро тебя навещу.

Она подняла свое перекошенное личико.

– Неужели ты думаешь, что это примиряет меня с твоим отъездом? – сказала она, задыхаясь от слез. – Сейчас твой отъезд причиняет мне огромное страдание, а твой скорый приезд – эта мечта, которая еще должна осуществиться.

Радость от присутствия лорда Роберта отошла на задний план, и она рассеянно попрощалась с ним.

– Разве вы меня не поцелуете? – спросил он полушутя.

Она густо покраснела.

Чарльз уже пошел к мотору, а Роберт стоял внизу, улыбаясь ей.

– Вы не понимаете, – сказала она жалобно, – он ведь только что ушел. – Она повернулась и побежала наверх.

– Эта молодая особа, ваша родственница, – странный ребенок, – заметил Роберт.

Чарльз откинулся назад, и его лицо выглядело более усталым, чем раньше.

– Я только надеюсь на Бога, что она будет счастлива, – сказал он. – Она принадлежит к числу людей, требующих очень многого потому, что она сама отдает все. Она этого еще не знает, но позже поймет.

– Маленький бедный чертенок, – коротко сказал лорд Роберт и замолчал.

Чарльз отказался от его приглашения, и он медленно поднялся к себе один.

Слуга подкатил к огромному креслу маленький стеклянный курительный столик и вышел из комнаты. Роберт сел.

Целый сноп писем ждал его, половина из них – счета, вторая половина была написана большей частью мелким женским почерком.

Комната его была меблирована очень странно. Стены были покрыты панелями: вперемежку полоса старого золота с полосой темного дуба. Ковер был бронзового цвета, большие кресла были обиты натурального цвета кожей с тисненными лилиями несколько более темного оттенка. На темной полке над камином стояли две фотографии в серебряных рамах. Это были фотографии женщин: одна – светской женщины, другая – женщины более дешевого типа красоты. На обеих, курьезно, была одинаковая надпись: «Тебе». Роберт посмотрел на них, когда зажигал папиросу, и слабая улыбка искривила его губы. Это отнюдь не было улыбкой самомнения, скорее улыбкой чистой радости. Он с удовольствием потянулся и стал вскрывать письма.

В одном из них была записка с обозначением дня матча в поло.

Оно было от человека, жившего только спортом, и дышало дружеским расположением, так как общество Роберта, если было заманчивым для женщин, являлось не менее желанным и для мужчин.

Он прочел все письма, проклял счета, выкупался, переоделся и ушел из дома на весь вечер. Позже он поехал в оперу. Там была дама, которую он хотел видеть. Из своей ложи он наблюдал за Чарльзом, одиноко сидевшим в креслах. Он слабо вспомнил послеобеденное время, красоту Дафнэ, монастырь, чаепитие и странное очарование Тони.

«Некрасива, но привлекательна», – было последней ясной мыслью о ней.