Государева избранница - Александр Прозоров Страница 13

Князь Салтыков не ответил.

Мария взяла грамотку, пробежала глазами – и буквально на глазах расцвела.

– Бабушка, он называет меня ненаглядной! Ладушкой! Любимой! – громко крикнула девица. – Сердечком своим, душенькой! Михаил Федорович приглашает меня с собою в паломничество, в Сергиеву лавру! С благодарственным молебном о нашем с ним соединении!

– Теперь я могу ответить на твой вопрос, Мария Ивановна, – добродушно улыбнулся окольничий. – Вы увидитесь с государем послезавтра, незадолго до полудня.

5 ноября 1616 года

Ярославский тракт, село Тайницкое

Выезд царя Михаила Федоровича в Троице-Сергиеву лавру выглядел скромно. Все же он собрался молиться, а не на торжество какое-то али в ратный поход.

В паломничество отправились сам государь да охрана его личная – полторы сотни рынд; ну и свита царская: ближние помощники окольничьи братья Салтыковы да подьячие от каждого приказа, дабы при нужде поручение срочное передать; стряпчие Постельничьего приказа – за удобствами государя по дороге следить, да спальник за саму постель отвечать, да кравчий за столом ухаживать… Совсем малая свита, полсотни слуг. Ну и, понятно, возки с походной утварью, с постелью, со сменной одеждою, с палатками и тентами, дабы на отдых днем остановиться – перекусить там али просто размяться, да припасы съестные, ибо достойной государя еды в пути не купишь… Всего осьмнадцать полных возков, не считая колясок, в каковых княжны и боярыни путешествовали, да личных обозов знатных князей из свиты. И двух сотен городовых стрельцов, что за сим обозом присматривали.

Царская невеста тоже ехала скромно – в самой обычной коляске с плетеным верхом, крытым толстой сыромятной кожей, с медвежьим пологом, каковой прикрывал ноги девушки и ее бабушки.

Михаил Федорович скакал верхом, иногда выезжая немного вперед, иногда придерживая вороного туркестанца и оказываясь рядом с возком.

– Ты не устала, моя горлица? – спрашивал с седла юный царь. – Не укачало? Не проголодалась? Не замерзла?

– Все хорошо, мой суженый… – поднимала руку Мария. Михаил касался ее пальцев, крепко сжимал ладонь, ненадолго удерживал в своей, отпускал и уносился вперед, съезжал с ровной дороги на полянки, заставлял скакуна крутиться и гарцевать, высоко поднимая ноги, стремительно возвращался обратно.

От Москвы до Сергиевской лавры полста верст пути. Пусть и по широкому, хорошо накатанному тракту – все едино путь неблизкий. К вечеру первого дня царский поезд добрался токмо до села Тайницкого, где для сих случаев уже не первый век стоял небольшой путевой дворец: многоскатный сруб на каменной подклети и в три жилья высотой, с четырьмя печами, несколькими опочивальнями и просторными людскими. Дворец окружал просторный двор с несколькими сараями, навесами для лошадей и аккуратной домовой церквушкой с единственной луковкой и островерхой звонницей.

Для небольшого выезда места здесь хватило с избытком, свита разместилась со всеми удобствами. Однако путевой дворец – это не просторные кремлевские хоромы, ужинать паломникам пришлось всем вместе, в одной общей трапезной. Свита оказалась за большим столом, составленным буквой «П», а царь с невестой – за своим, стоящим наособицу на небольшом возвышении.

Мария и Михаил сидели друг напротив друга, и если бы вытянули руки – вполне могли их соединить, соприкоснуться пальцами. Им обоим очень хотелось это сделать – Михаил видел, как девушка, глядя ему в глаза и слабо улыбаясь, слегка выдвигает вперед ладони, как гладит подушечками пальцев стол, словно бы надеясь незаметно подкрасться. Он ощущал себя точно так же – и тоже царапал ногтями стол, не доставая до пальцев невесты считаных вершков.

Но что можно сделать, если рядом с топориками наготове стоят рынды, если стольники за спиной не отрывают глаз от своих хозяев, а сбоку суетятся кравчие, пробуя предназначенное для царя и его невесты вино, отрезая себе кусочки пирогов и расстегаев, копченой рыбы и мяса, ветчины и бледно-розовой семги?

Разумеется, рядом с царем крутился его веселый и верный воспитанник Борис Морозов, которому можно верить, который еще и прикроет, оправдает, если что. Но рядом с невестой стояла невысокая пожилая боярыня сурового вида. Под ее хмурым взглядом Михаил не решался ни слова лишнего произнести, ни руку девушки ладонью накрыть, ни тем более еще чего большего себе позволить. Да даже если бы не бабка – вся свита за соседним столом расселась!

Люди кругом, люди рядом, люди везде. Чужие глаза и уши. Не пошалишь, не забалуешь. Все, что мог позволить себе царь, так это смотреть с нежностью в карие глаза да иногда улыбаться. И все-таки… Он видел Марию, слышал, осознавал совсем рядом с собой! Ощущал ее желания, понимал ее взгляды. Уже ради одного этого стоило затеять случившееся паломничество! Ради таких вот ужинов, ради прикосновений во время дороги, ради тех слов, которыми удавалось обменяться во время пути.

Мария была его обрученной невестой. До свадьбы оставался всего месяц, а то и менее. И тогда между ними рухнут последние преграды, они станут принадлежать друг другу целиком и полностью! Оставалось совсем немного. Один месяц можно и потерпеть.

Однако это был всего лишь первый день пути, и самые первые случайные прикосновения…

* * *

Прошло всего лишь семь дней – и двенадцатого ноября село Тайницкое снова пришло в движение, закрутилось лихорадочной людной суетой.

Трапезная путевого дворца стремительно наполнялась светом по мере того, как несколько холопов зажигали со стремянок свечи на настенных бра и на свисающих над столами многорожковых люстрах. Они только-только успели убрать лестницы, как уже распахнулись широкие двустворчатые двери и помещение наполнилось шумной многоголосой толпой.

Первыми, взявшись за руки, прошли Михаил Федорович и его невеста, за ними остальная свита. Государь проводил Марию Ивановну до возвышения, дождался, пока она опустится в кресло, после этого обошел ее и сел напротив.

– Только не темное красное, царь-батюшка! – быстро подбежал к нему боярин Морозов. – После такой-то дороги оно как кирпич в живот ложится, и голова поутру словно из елового полена! Легкий шипучий сидр, вот что утолит жажду усталому путнику!

И, не дожидаясь ответа, кравчий быстро налил себе кубок, выпил, удовлетворенно вздохнул. Наполнил золотую с самоцветами чашу государя. Прижал ладонь к груди, кашлянул:

– Ой! Надо бы проверить еще раз… – боярин Морозов налил себе еще сидра, отпил, кивнул: – Нет-нет, все замечательно! Мария Ивановна, откушайте, очень освежает.

– Вина не хочется, – покачала головой царская избранница.

– А на донышко для любопытства?

– Тебе же сказали, баламут, она не желает! – отрезала бабушка Федора. – С мороза сбитень куда полезнее.

– Мария Иванова? – чуть вскинул брови кравчий.

– Сбитень, – кратко ответила невеста.

– А ведь и вправду освежает, горлица моя, – сделав пару глотков, царь всея Руси протянул руку и накрыл ладонь невесты своею.