Неуемный волокита - Виктория Холт Страница 13

Сообщение было передано, когда принцесса Маргарита, которую при дворе все называли уменьшительным именем Марго, доставшимся от брата Карла, любовалась своим отражением в зеркале, пока служанки застегивали ей платье.

«Ее величество королева-мать примет принцессу Маргариту у себя в покоях в четыре часа».

В четыре! Через тридцать минут. Марго попыталась подавить беспокойство, которое с раннего детства доставляли ей материнские вызовы; хоть она и могла не считаться ни с кем при дворе, в том числе и с любым из братьев, но без страха относиться к матери так и не научилась.

До встречи оставалось полчаса, Марго недоумевала, почему не может подавить трепета перед ней. В детстве ей от матери нередко доставалось; она помнила, как мать вдруг хватала ее за ухо или за щеку и щипала до слез. Но страшна была не боль. Не то, что случалось. Может, то, что могло бы случиться? Королевы-матери боялись многие, никто во Франции не внушал такого ужаса, как она.

Марго вызывающе поглядела на красавицу в зеркале, ответившую ей таким же взглядом. Накрутила на палец длинный локон золотистого парика, покрывающего ее черные волосы. Она сомневалась, что к лицу ей больше черных золотистые, — но они самые модные.

Собственное отражение всегда придавало ей смелости. Душка Пьер Брантом восторженно писал о ней: «Я считаю, что все нынешние и прежние красавицы меркнут перед нею; пламя ее так опаляет крылья других, что они не смеют приближаться к нему. Ни одна богиня не была еще столь прекрасна. Чтобы прославить ее прелести, достоинства и добродетели, Богу надо сделать землю шире, а небо выше, ибо они тесны для полета ее совершенства и славы».

Настоящий поэт! Изысканные слова; она бы щедро вознаградила его, если б не отдала сердце, душу и тело самому красивому мужчине при дворе.

— Брантом вполне мог бы написать так о моем возлюбленном, — пробормотала она, — эти слова больше подходят ему, чем мне.

Принцесса вгляделась в свои глаза, отраженные в зеркале. Красота? Да, бесспорно. И парча, сверкающие драгоценные камни подчеркивают ее. Но достоинства! Добродетели! Это уже совсем другой разговор.

Марго показала язык отражению в зеркале; казалось, она бросает вызов тайком, потому что не смеет бросить открыто.

Наверняка, стала успокаивать она себя, я не получу нагоняя. Разве мать не может вызвать меня потому, что давно не говорила по душам с любимой дочерью?

Ее чувственные губы недовольно скривились. Она принарядилась для любовника; на ее белых тонких пальцах сверкали драгоценные камни, розовый испанский бархат был расшит стеклярусом.

Мать может спросить, с чего она так нарядно оделась, не готовится ли к событию государственной важности.

— Нет, maman, — прошептала Марго и тут же прониклась презрением к себе, потому что никогда не обращалась так к Екатерине Медичи. — Это событие значительно важнее. Я готовлюсь к свиданию с единственным мужчиной на свете, которого люблю и буду любить.

Ее казавшиеся черными темно-синие глаза сверкали то радостью, то вызовом.

— Что я сделаю, если нас попытаются разлучить? Умру… умру… умру.

Марго всегда отличалась мелодраматичностью, из-за чего братья посмеивались над ней, но тут была вполне искренна. Она любила Генриха де Гиза со всей преданностью, на какую только была способна; преданность ее не уступала пылкой страсти.

И что тут удивительного? Ему надо бы занимать французский трон. Какой бы получился из него король! Не то что из бедного полубезумного Карла IX. Конечно, Карл ее брат, она привязана к нему. Но однажды она увидела его во время приступа бешеной ярости, с пеной у рта он лежал на полу и бил ногами по мебели, ей стало стыдно. Другому брату, Анжу, она не доверяет. Франциска д'Алансона, младшего, любит больше, чем остальных, и всегда с ним в хороших отношениях. Но как лицемерны принцы Валуа в сравнении с мужественным Генрихом де Гизом.

Анжу завидует его красоте и силе характера. Когда ее любимый Гиз проезжает по улицам, люди громко приветствуют его. Называют королем Парижа. Как они его любят! Братьев Анжу или Франциска, даже самого Карла встречают вяло или молча. Но вот появляется Генрих де Гиз, самый красивый мужчина Франции, и улицы оглашаются криками: «Vive Guise et Lorraine!» [9]

Он достоин трона — или супруги королевской крови.

«И он станет моим мужем! — уверяла себя Марго. — Я стою на своем. Стану отказывать всем остальным. Матери и братьям придется уступить».

О Гизах говорили: «Другие принцы рядом с ними выглядят плебеями».

Жаль, что люди так считают, хоть это и правда. Анжу приходит в жуткую зависть. Он ненавидит Генриха де Гиза, потому что Генрих — принц до кончиков ногтей, относится к нему настороженно и таит злобу; а королева-мать со смерти мужа любит его больше других детей, больше всех на свете. Он смуглый, больше походит на итальянца, чем на француза; и раз он ненавидит Генриха де Гиза, то внушит ненависть к нему и Екатерине Медичи.

Поэтому всякий раз, получая вызов от матери, Марго тревожилась все больше.

Ей не раз снилось, что их тайна с Гизом раскрыта; и в этих кошмарах она видела вблизи лицо матери: губы ее кривила презрительная усмешка, глаза понимающе щурились, создавалось впечатление, что ей все известно в подробностях, что она видела их любовные игры и в определенном смысле разделяла удовольствие любовников. Марго вполне верила, что мать проделала отверстие в полу своих покоев и наблюдала сквозь него, как отец с Дианой де Пуатье предавались любви. На такое она вполне способна.