Испепеляющая страсть - Кейси Майклз Страница 13

— Звонить стоит погромче. Сегодня миссис Уайтбред придется прислуживать своей служанке.

Повысив голос почти до визга, Джилли выкрикнула:

— Эй, там! Миссис Уайтбред! У меня в животе урчит! Подавайте баранину!

Муттер съежился, а Кевин позволил себе сделать хороший глоток из своего стакана. Миссис Уайтбред с Олив Зук на буксире внесла то, что сготовила Хэтти Кемп в качестве свадебного ужина: оладьи с джемом на бесценном фарфоре фабрики Споуда. Если бы Кевин не знал заранее о забавных традициях Холла, он рассмеялся бы, подумав, что кухарка таким образом пыталась возродить старые добрые обычаи свадебных пиров.

Оладьи (все, кроме порции Джилли) стыли на тарелках нетронутыми. Муттер поднял бокал, прочистил горло и произнес:

— За здоровье молодых! Мои соболез… поздравления вам обоим!

Кевин невозмутимо поднял свой бокал, Джилли тоже. Весьма похоже изобразив манеру завсегдатаев «Петуха и Короны», она весело выкрикнула:

— В добрый час — в могилу! — и опрокинула стакан себе в горло.

К счастью, к ее большому счастью, она поперхнулась и целую минуту не могла откашляться. Это время ушло у Кевина на то, чтобы побороть огромное желание вспрыгнуть на стол, пробежаться по нему и дать своей нареченной невесте такого шлепка, после которого ей пришлось бы в течение, по крайней мере, месяца есть баранину или оладьи с джемом, стоя рядом с каминной полкой. Вместо этого он одарил Муттера пронзительным взглядом и поинтересовался, действительно ли тот уверен, что не существует никакого способа обойти завещание.

— Нет, милорд, ни малейшей возможности, — ответил адвокат с печальным вздохом.

Джилли, чье сознание было отчасти замутнено выпитым, прикусила язык и попыталась смягчить страдания своего жениха.

— Бедняга. Не стоит так переживать. Если я не ошибаюсь в своих предположениях, вы уедете в Лондон или еще куда-нибудь до того, как высохнут чернила на нашем брачном контракте, и сможете выбросить из головы всякие мысли о Холле и своей противной жене.

— О, нет. О, нет-нет, — быстро перебил ее Муттер. — Этого не произойдет. Позвольте мне заметить, что в завещании вам предписывается провести в Холле целый год или время, которое потребуется вам для того…

— Чтобы разгадать загадку и найти сокровища, — договорил Кевин, устало повторяя заученный текст, прежде чем его произнес Муттер. — Как великодушно было со стороны Сильвестра, хорошо знавшего о моей врожденной лени, позаботиться о том, чтобы у меня был стимул для размышлений над его загадкой.

Поднявшись из-за стола, он добавил:

— Я хотел бы услышать эту шараду сразу по окончании церемонии. Джилли, — обратился он к девушке, тоже собравшейся покинуть столовую, — у тебя есть два часа, чтобы привести себя в порядок. Надеюсь, ты проведешь это время с пользой.

Джилли задержалась у двери ровно на минуту — за это время она успела изобразить на лице широкую улыбку и произнести:

— Кевин, старина, ты можешь на меня рассчитывать!

Фамильная часовня Ролингсов была расположена в самой старой части Холла. Ни эркеры, автором которых был Херли, ни более поздняя резьба по дереву Гринлинга Гиббонса не могли скрасить удручающего впечатления от годами скапливавшейся внутри пыли, покрывавшей темное помещение, а также от сырости и затхлости, наполнявших его от каменного пола до сводчатого потолка.

Свечи, водруженные на покрытый пятнами мраморный алтарь, мигали и чадили, но мало помогали осветить часовню. Кевин, стоявший у алтаря в ожидании невесты, не мог счесть темноту не чем иным, как Господним благословением.

Во всех перипетиях и несчастьях Кевина поддерживал его слуга Уилстон, исполнявший на церемонии обязанности шафера. Стоя на почетном месте рядом с графом, он прихорашивался и всячески выражал хозяину свою нерушимую преданность. Его присутствие у алтаря было вызвано скорее необходимостью, нежели дружескими чувствами графа, что не мешало слуге гордиться собой и размышлять о том, что род Уилстонов, в пяти поколениях которого были слуги, наконец «поднялся».

На галерее, там, где полагалось находиться членам семьи, расположились слуги Холла: миссис Уайтбред в своем лучшем платье — черном, но порыжевшем от старости, Хэтти Кемп с мокрым от слез платочком, Лайл и Фитч, отказавшиеся сесть и нервно переминавшиеся с ноги на ногу — они чувствовали себя не в своей тарелке и порывались убежать туда, где было «их место», и Вилли, грум, сидевший в стороне от остальных — к счастью, в подветренной.

Олив Зук сидела за огромным расписным органом, изготовленным в Голландии, и по сигналу священника, стоявшего на алтаре, принялась извлекать из инструмента столь ужасающие звуки — какой-то хруст, свист, вздохи и рев, причем все это сопровождалось вздыманием клубов пыли, — что лишь с большим трудом можно было угадать в них мелодию Уатта «Господь, храни нас долгие года».

На позолоченных стульях, специально принесенных в часовню и стоявших на каменном полу, восседали тетушка Сильвия и Элси. Старушка протянула руку и пожала недвижную ручку куклы, как бы ободряя ее, а затем принялась подпевать органу визгливым сопрано.

«Надеюсь, у Господа есть чувство юмора, — подумал Кевин, улыбаясь. — Занятно, что при всех своих проблемах с головой тетя Сильвия научилась так замечательно одевать свою Элси. Кукла выглядит совсем как человек. Я поручил бы тетушке одеть свою невесту, если бы не был уверен, что Джилли задушит бедную старушку в знак благодарности».

Олив как раз приступила ко второй версии гимна (Кевин от души надеялся, хоть его надежда и была весьма слабой, что она не сочтет себя обязанной продемонстрировать все многочисленные его версии), когда двойные двери часовни наконец открылись и вошел Муттер, подталкивая Джилли.

После короткой заминки (горячие перешептывания, топанье ногой) Джилли наконец согласилась подать Муттеру руку и начать вместе с ним движение к алтарю.

Кевин обернулся, чтобы взглянуть на приближавшуюся к нему невесту, и ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы выражение благодушия на его лице не сменилось маской гнева. Он окинул взглядом ее тоненькую фигурку, которую она несла с достоинством, и остановился на ее растерянном лице.

Она подходила ближе и ближе к алтарю и вот наконец вступила в круг света, отбрасываемого свечами. Ее бледное лицо казалось алебастровым по контрасту с копной ярко-рыжих кудрявых волос. В волосы были воткнуты три длинных страусиных пера, которые качались и кивали, задевая голову Муттера на каждом шагу, приближавшем их к алтарю.

Но ни ее белая кожа, ни огненно-рыжие волосы, ни даже этот безумный плюмаж не могли затмить свадебный наряд Джилли.

Платье было велико ей не меньше чем на три размера, поэтому чудом не спадало с ее плеч.

Оно также вышло из моды не меньше тридцати лет назад, и его шлейф длиной не меньше четырех футов волочился за Джилли по полу.

Более того, платье было сшито из шелка — материала, который отражал каждый блик света, отбрасываемого свечами.