В двух шагах от рая - Наталья Рощина Страница 13

— Наташа, что ты такое говоришь? Что за больная фантазия?

— Мамочка, это гораздо реальнее, чем мы думаем. Какова будет моя реакция?

— Господи, что за глупости лезут тебе в голову сегодня? Я все отношу на счет твоего непростого состояния.

— При чем здесь моя беременность?! Я говорю о реальных вещах. Сева далек от идеала, я-то знаю. Но мне всегда хотелось думать, что ради наших отношений он готов измениться.

— Ты ничего не скрываешь от меня? — Юлия Сергеевна взяла лицо дочери в ладони. — Говори правду! Он не пьет? Не дебоширит, не наркоман? У него нет темных пятен в прошлом? Все-таки он на восемь лет старше, а вы поженились так быстро после знакомства. Говори немедленно, в чем дело?!

— Мамуля, я имела в виду не пороки, а состояние души! Мы с ним разные настолько, что иногда кажется, разбежаться нужно. А потом я поостыну и понимаю, что мы — две части одного целого. Мы нужны друг другу, как бы трудно или легко нам ни было.

— Вы прожили вместе всего полтора года.

— Какая разница? Можно прожить всю жизнь и не знать, что за человек с тобой рядом.

— У меня именно этот случай, — вяло улыбнулась Юлия Сергеевна.

— Вот видишь. Ведь я тоже никогда не думала, что отец способен на предательство.

— Оставь его в покое, прошу тебя, девочка. А вообще — сердцу не прикажешь. Он поступил честно и по отношению ко мне, и к той женщине, которая, надеюсь, будет любить его так же беззаветно, как это делала я… Пусть хотя бы они будут счастливы.

— И ты не будешь за него бороться? Просто так уступишь? Ведь это ты сделала его таким, какой он сейчас. Она воспользуется твоим трудом, твоими заслугами. Неужели ты действительно так думаешь? — щеки Наташи раскраснелись, она ощущала взволнованные толчки малыша, но не могла остановиться. Она не дала матери возможности ответить, медленно поднялась с дивана и стала, опершись о спинку стула. — Я не могу поверить! Ты так просто отказываешься от того, что составляло смысл твоей жизни! Ты всегда делала только то, что нужно ему. Ты была еще одной его парой глаз, рук, ног. И вот что я тебе скажу: ты напрочь забывала о себе, поэтому и ему самому было несложно забыть о тебе. Ты настолько растворилась в нем, в его успехах, проблемах, болезнях, что перестала существовать как личность, как женщина. Тебя было так легко не замечать, а ты и не настаивала. Поэтому ты сейчас одна.

Наташа выпалила свой монолог на одном дыхании. Она чувствовала, что способна говорить еще в таком же духе, но что-то сдерживало ее. Хотелось наконец услышать хоть что-нибудь в ответ.

— Я знаю, — тихо сказала Юлия Сергеевна, поднимая на дочь повлажневшие глаза. — Я поняла это на днях. Серьезно. Раньше не задумывалась, а теперь знаю, что ты права. Ты не открыла для меня Америку. Несколько дней назад, до ухода отца я бы рассорилась с тобой за подобные речи. Ты ведь всегда так думала, только вслух не произносила. Так вот, снова скажу, что ты права. Все дело в том, что я жила им, а он просто жил. Кстати, о тебе я всегда заботилась не меньше. Если тебя это, конечно, не унижает в столь взрослом возрасте.

— Ты путаешь заботу о ребенке и любовь к мужу. Ты все валишь в одну кучу! — Наташа понимала, что должна говорить совершенно иные слова, но они срывались с губ совершенно помимо ее воли. — Ты еще скажи, что никогда не забудешь его, потому что любишь меня — плод вашей любви!

— Как своеобразно ты решила утешать меня, На-тала, — улыбнулась Юлия Сергеевна и скрестила руки на груди. Внимательно глядя на дочь, она добавила уже серьезнее: — Ты злишься на меня, я вижу. В нашей семье царило благополучие, доверие, открытость, и ничего этого больше нет. Тебе обидно, что я не смогла удержать твоего отца, что он предпочел мне другую. Это изменило твое доверительное отношение к нему, ты считаешь, что лишилась друга. И во всем ты предпочла обвинить меня. Я принимаю на свой счет все, что ты сказала. Но вот тебе мой совет: оставь свои обиды, ведь он ушел от меня. Он меня больше не любит, а тебя по-прежнему боготворит.

— Ну уж нет! Я сказала ему, что не желаю его видеть! Я дала понять, что готова изредка участвовать в телефонных разговорах — все! И внук у него будет только формально.

— Наташенька, так нельзя. Он набрался смелости и пришел к тебе, чтобы все рассказать. Ему было нелегко, — Юлия Сергеевна говорила, сама не понимая, почему так настойчиво защищает Щеголева. — Ты ведь знаешь его характер.

— Мне двадцать лет, а ты все время поучаешь меня, как школьницу!

— Ты всегда останешься для меня ребенком. Родишь — сама поймешь, а пока давай остановимся на этом, чтобы не сказать что-нибудь лишнее.

— Ты слишком трезво рассуждаешь для женщины, от которой неделю назад ушел муж, — тихо, с каким-то злорадством произнесла Наташа. — Ты так рассудительна! Наверное, уже успела пригласить психоаналитика на дом?

— А тебя, я вижу, это не радует? Ты хочешь увидеть внешние проявления того, что творится в моей душе? — Юлия Сергеевна вскипела. Она совершенно не понимала настроения дочери. — Тебе нужны зрелища? Нужно было записать на пленку прекрасный момент отчаяния, когда один шаг с подоконника отделял меня от вечности! Ты об этом хотела услышать?

— Мама! — Наташа протянула к ней руки, не сдерживая слез. — Прости меня. Я не знаю, что говорю. Гони меня, я такая дрянь!

— Не нужно, — Юлия Сергеевна подошла к дочери, обняла ее. — Всем больно, никто не ожидал, что все сложится именно так. Но жизнь продолжается. Мы обречены на то, чтобы преодолевать невзгоды, обретать пресловутый жизненный опыт. Хотя, видит бог, мне было не скучно в той жизни, которую я вела. Я ни о чем не жалею.

— Совсем?

— Совсем.

— Так не бывает.

— Бывает, девочка.

Они проговорила еще около часа. Это был разговор обо всем и ни о чем. Юлия Сергеевна чувствовала усталость — общение с дочерью сегодня отняло много сил. Она ощущала немощь каждой клетки своего тела. Боясь показать это, Юлия Сергеевна попыталась уговорить дочь погостить еще, когда Наташа собралась домой. Но та категорически настаивала на том, что ей пора. Вызвав ей такси, Щеглова почувствовала облегчение. Еще несколько минут, и она останется одна. Как быстро она привыкла к этому состоянию.

Поцелуй на прощание, просьба к водителю вести машину поаккуратнее — и Юлия Сергеевна поспешила подняться домой. Она быстро закрылась на все замки, остановившись в коридоре, чтобы отдышаться. Со стороны могло показаться, что она убегала от преследователя. Да так оно и было: Щеголева убегала от самой себя. Она пыталась оказаться в ограждающем от всех и вся домашнем мире, забывая о том, что завтра, в понедельник, придется входить в обычный жизненный ритм. Нужно будет выйти на работу, общаться с сослуживцами и приготовиться к реакции окружающих на то, что она снова стала свободной женщиной.

Родителям она пока ничего говорить не будет. Благо, они в другом городе и не сразу разберутся в том, что Лева перестал подходить к телефону. Свекор и свекровь никогда не испытывали к ней теплых чувств, поэтому их реакция Юлию Сергеевну не интересовала и была предсказуемой. Они вообще вряд ли соблаговолят общаться с ней, бывшей нежеланной невесткой. Наверное, вздохнут облегченно. Только понравится ли им та, которую Лев очень скоро представит? Он не станет тянуть с этим, он старомоден и обязательно устроит смотрины перед походом в загс. Однажды его выбор не одобрили, но он был молод, горяч, бескомпромиссен и пожелал отказаться от общения с родными во имя любви. Это должна была быть любовь длиною в жизнь, а по сути — бесконечная, продолжающаяся в детях, внуках. Юлия Сергеевна вспомнила, что отношения с родителями Льва более-менее наладились после рождения Наташи. А сейчас расстояние между ними снова увеличивалось. Пока лишь со слов Щеголева, но со временем скупая, с четкими безликими формулировками официальная бумага будет служить этому подтверждением. Юлия Сергеевна нервно повела плечами — еще будет суд и масса неприятных вещей, которые способны отравить самые теплые воспоминания. Но она дала себе слово, что не позволит памяти стереть их, потому что их было немало. Они помогут ей выстоять, не потерять себя. Потому что она не могла перестать любить человека, с которым прожила двадцать лет, вырастила дочь, готовилась воспитывать внуков. Это навсегда связало их незримой нитью, разрушить которую по силам только самому безжалостному разрушителю — смерти. Но Юлия Сергеевна была уверена, что до этого еще очень далеко.