Чужой, посторонний, родной... - Татьяна Туринская Страница 13

Руки чесались от злости, хотелось начистить бестолковому Витьке физиономию, но для этого нужно было так далеко ехать. А тут, рядом, вокруг Владимира, происходило столько всего интересного, непривычного. Новые люди, и все, как один, немножко сумасшедшие: ничего-то их в жизни не интересовало, кроме своих фантазий. А какие преподаватели у них были? О-го-го! Сплошь известнейшие люди. До глупых ли мыслей о мести?

Время шло, острота впечатлений стерлась, но обида, хоть и существенно потускневшая, не проходила. В мечтах Владимир строил планы на будущее, как станет он знаменитым сценаристом (а может, со временем и на режиссуру замахнется, кто знает), появятся у него деньги и всевозможные материальные блага, и вот тогда Витька поймет, какую ошибку совершил. Приползет к нему побитой собакой, прощенья просить станет. Но Владимир останется непреклонным: нет у него больше брата, трагически погиб под колесами КамАЗа.

И вот сбылась мечта идиота. Стал он сценаристом, но кроме того еще и писателем, довольно известным. Появились у него немалые деньги, хотя и богатым человеком он не мог себя назвать, не лукавя. И приполз Витька. Пусть не побитой собакой, но по его глазам Володя прекрасно понимал, что судьбою своей брат крайне недоволен. Казалось бы — не об этом ли мечтал, не этого ли ожидал? Так действуй по задуманному плану, добивай его, мсти!

Ан нет. Мечты сбылись, но мстить уже не было ни малейшего желания. Зачем его наказывать, он и так уже сам себя наказал. Жалость пересилила обиду и мечты о мести. Снова проснулись родственные чувства. Впрочем, они никогда его не оставляли: даже в самые первые дни, когда от злости не хватало воздуха, сердце захлебывалось кровью: плохо было одному, вдали от брата. За что же природа так жестоко над ним пошутила? Почему, даже кардинально разойдясь в идейном плане, физически хотелось быть рядом с братом? Несмотря на богатую фантазию, Владимир так и не разобрался до сегодняшнего дня, что же такое близнецы: одно ли это существо, клонированное самой природой, с одними на двоих органами чувств, то ли два различных человека, по странному стечению обстоятельств наделенные идентичными внешними данными? Но если так, то почему плачет сердце?..

Он тихонько прошел в комнату Виктора. Почему-то захотелось посмотреть на него. За столько лет отвык видеть свое лицо не в зеркале. Впрочем… какое свое? Они уже совершенно не похожи друг на друга. Витька и в тридцать три оставался мальчишкой, разве что глаза грустные. Владимир же теперь выглядел солидно: аккуратная бородка, волосы длинные, достающие до шеи. Не то чтобы ему было лень следить за своей внешностью, хотя и не без того: до чертиков надоел ежеутренний ритуал соскабливания щетины лезвием "Жиллет". Собственно, про сами лезвия он не хотел сказать ничего дурного — вполне удобные и достаточно острые. Однако кожа ужасно уставала от этого ритуала, порой никакие лосьоны не снимали раздражения. Одно время Владимир носил "двухдневную щетину" — как раз пошла такая мода, но оказалось, что за нею следить куда сложнее, чем бриться ежедневно. И он просто перестал бриться.

Правда, надолго его не хватало. Едва борода вырастала больше приличного, вместо того, чтобы ухаживать за ней, поддерживая нужную длину и форму, Володя ее попросту сбривал. Месяц-другой, а то и вовсе до самой зимы, брился, а как наступали холода, в очередной раз с величайшим удовольствием откладывал бритву в сторону. Наталья Станиславовна непременно ворчала, пытаясь убедить работодателя, что без бороды он выглядит куда моложе и симпатичнее, но тот порой отличался поразительным упорством, и назло отказывался бриться.

Виктор спал на спине, раскинув руки. Челюсть немного опустилась, приоткрыв рот, из-за чего он приобрел вид не вполне адекватного человека: казалось, из уголка губ вот-вот потечет тонкая струйка слюны. Зрелище оказалось не слишком приятным, и Владимир тронул брата за плечо.

Тот дернулся:

— А? Что?

Мутный взгляд не сразу сфокусировался на хозяине дома. Виктор часто заморгал, спросил:

— Что, храпел?

— Да нет, посапывал тихонько. Мы собирались отметить встречу, помнишь?

Гость рывком сел в кровати, кивнул с закрытыми глазами, пробормотав:

— Угу. Я щас.

Голова его безвольно свесилась на грудь, и Владимир негромко засмеялся:

— Да ладно, спи уж.

Покинув комнату, он тихонько прикрыл за собою дверь. Прошел в гостиную, включил телевизор. Однако мелькание картинок лишь вызвало раздражение, и он нажал кнопку "off". Лучше он подумает, повспоминает их с братом общее детство, разобщенную юность. Когда между ними пролегла проклятая трещина?

Не прошло и пяти минут, как на пороге возник заспанный Виктор. Чуть отекшее со сна лицо, заломанные на бок волосы.

— Ну чо? — проворчал он, присаживаясь в кресло. — Разбудил — и в кусты?

Закуски хватило бы на десятерых: Наталья Станиславовна готовила много и разнообразно, никогда не допуская, чтобы Владимир дважды в день ел одно и то же. Кроме того, он и сам заехал в супермаркет, подкупил кое-чего к столу — хотелось, быть может, не столько побаловать брата, сколько удивить его, поразить воображение собственными возможностями: смотри, дескать, кого ты схоронил раньше времени!

Банальную водку даже не стал выставлять на стол — брат приехал, тут меньше, чем хорошим коньяком, не обойдешься.

— Ну что, Витька, вот и свиделись, — он выжидательно протянул рюмку навстречу. — Честно сказать, не думал, что еще когда-нибудь тебя увижу. После такого…

— Да ладно! — Виктор чересчур активно чокнулся, едва не разбив обе рюмки. — Что было, то было, быльем поросло. Подумаешь… Пацан был, вот и…

Владимир не хотел трогать больную тему, но в груди нестерпимо жгло, обида требовала сатисфакции: так вдруг больно стало, как будто все это произошло только что — и предательство брата, и смерть мамы. Он махом опрокинул в себя рюмку, даже не почувствовав вкуса коньяку.

— Пацан, говоришь? А это ничего, что я теперь в родной дом вернуться не могу? От меня же все шарахаться будут: покойник воскрес! А то, что мать не позволил похоронить — это тоже быльем поросло? Сволочь ты, Витя! Причем редкая.

Виктору бы возразить, да не нашелся, чем. После коньяка перехватило дыхание, но заставить себя проглотить хоть что-нибудь было выше его сил. Едва отдышавшись, ответил покладисто:

— Сволочь. Сам не понимаю, как умудрился… Думаешь, я не жалел? А что толку, когда уже всем и каждому в красках живописал, как тебя грузовик прям на моих глазах раздавил. Знаешь, я, наверное, тоже владею художественным словом…

Он виновато улыбнулся и продолжил:

— Ну не мог я им сказать, что соврал! Не мог! Одно б дело про тебя соврал, так ведь я еще и мать подставил. Вроде как письма ей за тебя пишу, а она, старая, и не догадывается: типа, после батиной смерти умишком поехала малость. Остальное уж люди сами додумали. Мол, Настасья разом мужа и сына схоронила, так чего ж удивляться. Так до самой смерти ее блаженной и считали. Ну гад я, гад! Так дави меня, чего смотришь?!