Помни меня - Дэнис Аллен Страница 13

– Сзади, Эванс! Черт побери, оглянись же! Но-о-о!

Аманда в ужасе проснулась и сначала не поняла, где находится. Ее взгляд тревожно блуждал по комнате до тех пор, пока она вдруг не вспомнила все, что с ней приключилось: не запланированную заранее поездку на Торни-Айленд, несчастный случай, красивого незнакомца, визит врача.

Она выпрямилась и потянулась. Единственная свеча, которую она оставила у изголовья больного, давно догорела. Комнату освещали лишь тлеющие в камине угли. Около полуночи она прилегла на раскладную кровать, чтобы немного вздремнуть, и провалилась в беспробудный сон.

Она торопливо отщелкнула крышку часиков, висевших у нее на поясе, и поднесла циферблат поближе к огню. Господи, три часа ночи!

– Слишком уж вы доверились мне, доктор, – пробормотала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы говорили, что я все сделаю правильно. А я бросила вашего пациента на целых три часа, и теперь одному Богу известно, в каком он состоянии!

Она стремительно преодолела небольшое расстояние до кровати, где лежал незнакомец. Было слышно, как он ворочается с боку на бок, и Аманда торопливо зажгла свечу на ночном столике. Ее поразил его вид: теперь он не был похож на безжизненное мраморное надгробие самому себе, напротив, он метался в жару и секунды не мог пробыть без движения.

Его черные волосы взмокли от пота, губы запеклись, а рубашка прилипла к телу. Из его обрывочных и зачастую нецензурных выражений она поняла, что в бреду он заново переживает события какого-то давнего сражения.

Терзаемая чувством вины и страхом, что из-за ее халатности незнакомец, быть может, оказался на волосок от смерти, Аманда принялась за работу с удвоенным рвением. Она отбросила одеяло, исполненная решимости строго следовать указаниям врача, даже если это приведет к тому, что она дотла сгорит от стыда. Ведь Бледсо велел ей раздеть больного догола, если у него начнется лихорадка.

Аманда прикусила губу, когда ее взору открылись длинные, мускулистые мужские ноги, верхнюю часть которых едва прикрывал край рубашки. Теперь она знала, что этот джентльмен не имеет обыкновения носить нижнее белье. Впрочем, еще немного, и это будет уже не важно. Ей предстоит снять с него рубашку, и он останется лежать перед ней голышом, как младенец… правда, с прекрасно развитым телом взрослого мужчины.

Аманда нервно сглотнула и постаралась отнестись к этому обстоятельству хладнокровно, как подобает профессиональной сиделке. Она принялась расстегивать пуговицы на вороте, но они были очень маленькими и выскальзывали из ее дрожащих пальцев. Тогда она наклонилась ближе, чтобы получше их разглядеть.

В тот момент, когда рубашка была уже наполовину расстегнута, а все внимание Аманды было поглощено видом его обнаженной груди, незнакомец вдруг поднял руку, обхватил ее за плечи и прижал к груди. Она уткнулась носом в жесткую поросль и ощутила на своей щеке прикосновение твердого соска. Она уперлась в его грудь обеими руками и попыталась отстраниться.

– Нет, Лаура, – проговорил он глухо. – Не уходи, любовь моя. Ты нужна мне. Нужна мне…

И вдруг он выпустил ее так же неожиданно, как только что схватил. Аманда немедленно выпрямилась и поспешила закончить с пуговицами, чтобы не дать ему возможности снова напасть на нее и прижать к себе.

Укоряя себя за непростительное плотское любопытство, которое заставило ее восхищаться его физическими достоинствами, вместо того чтобы спасать ему жизнь, Аманда решительно стащила с него рубашку, не допуская ни единой посторонней мысли, взгляда или эмоции. Снять рубашку оказалось куда легче, чем брюки, тем более что теперь раненый не лежал неподвижно, а безостановочно размахивал руками.

Аманда взяла с комода плошку с уксусным раствором и заранее приготовленную тряпицу. Как следует намочив ее, она на мгновение растерялась, не зная, как удобнее подступиться к джентльмену, чтобы растереть его, не глядя на «ту часть» тела. Наконец она решила, что пение псалмов поможет ей отвлечься от ненужных мыслей, а заодно и побороть недуг незнакомца.

Она старательно отжала тряпицу и приложила ее к его пылающему лбу. Он тут же благодарно замычал. А когда она принялась тихонько напевать, то почувствовала, как ее пациент начал успокаиваться.

Возможно ли это? Неужели она действительно способна облегчить страдания чужого человека? Решив, что не ее голос, а слова псалма производят на него такое магическое действие, она запела чуть громче. А вдруг она имеет дело со вполне респектабельным, религиозным человеком, которого псалом способен воодушевить?

Она провела тряпицей по его скуле, где уже начинала пробиваться черная щетина, по губам, затем по шее, которая оказалась жилистой и мощной, плавно переходящей в широкий разворот плеч. Она снова намочила ткань и растерла ему плечи и грудь, бессознательно обходя маленькие, цвета красного вина, соски.

Здесь ей пришлось на мгновение прекратить пение, чтобы перевести дух, после чего она снова запела, громче и решительнее, на этот раз уже не думая о нем, а только для того, чтобы подбодрить себя при приближении к той части его тела, которой, как она пыталась притвориться, вообще не существует.

Но она существовала, и, проведя влажной тканью по его плоскому животу, Аманде наконец пришлось с этим смириться.

У нее сдавило горло, и она не смогла продолжить пение. Аманда никогда прежде не видела обнаженных мужчин. Правда, однажды, когда она рылась в отцовской библиотеке в поисках какой-то нужной ей книги, ей попался на глаза том медицинской энциклопедии со сравнительными иллюстрациями мужского и женского физического строения. Но несмотря на то что вовсе не подготовленной назвать ее было нельзя, сейчас вид этого органа сразил ее наповал. Она не могла отвести от него взгляда, и он почему-то совсем не вызывал у нее отвращения.

– Грета?

Аманда устыдилась своего неприличного любопытства, когда незнакомец вдруг заговорил.

– Почему ты перестала это делать, Грета? – жалобно протянул он. – Мне нравится, когда ты моешь меня, сладкая.

Очевидно, в бреду он легко переносился с поля битвы в спальню какой-нибудь красотки. Аманда задумалась о том, что стало с Лаурой, которую он упоминал всего минуту назад, и предположила, что она канула в небытие, не сумев поделиться с ним возвышенной религиозностью своей несчастной души. Видимо, Тео был не так уж не прав, утверждая, что под колеса их экипажа угодил скорее мошенник и беспутный повеса, нежели благочестивый пастор.