Измайловский парк - Ирина Лобановская Страница 12

Правды Галя так никогда и не выяснила. Ей даже стало казаться, что и сам отец толком не знал таких подробностей — бабушка скрывала их от него.

Отец тоже был врачом, занимался кожными болезнями, мать получила образование стоматолога, но работала по специальности мало — растила двоих детей.

Галя не приносила много хлопот, а вот младший, Витенька, мамин любимец… Этот отличался буйным, задиристым нравом, непрерывно дрался — то во дворе, то в школе. Колотил и обижал младших. И матери постоянно приходилось выслушивать жалобы, улаживать конфликты и ходить в школу, откуда ей звонили с нехорошей регулярностью.

Галя пыталась помочь матери и поговорить с братцем по душам. Но тот даже слушать ее не стал.

— Ты ко мне не суйся, воспитательница! Выискалась на мою голову! Девчонкам незачем лезть в мои дела! — грубо отрезал Витя. — Без тебя разберусь!

Разбиралась, конечно, мать. Отец был занят и редко обращал внимание на детей.

— Успокойся, вырастут, — твердил он в ответ на жалобы матери. — И вырастут нормальными людьми. Дай ты Виктору перебеситься! Всему свое время.

— Да я не дождусь, пока он перебесится! — однажды закричала, не выдержав, мать. — Похороните!

— Не драматизируй! — прогудел отец. — К чему эти истерические развороты? Живи себе спокойно и размеренно. А дети, они должны быть активными.

— Уж эта мне активность… — простонала мать.

Однако отец оказался прав, и Витька, с трудом одолев переходный возраст и едва не вылетев из школы, в самом ее конце поутих, немного присмирел и даже начал учиться. Мать тайком плакала от счастья и молила Бога о милости. В церковь она не ходила — тогда это было довольно опасно, — но сохранила в себе, сберегла начатки веры, которая, к сожалению, детям не передалась. Воспитывать их стоило немного иначе.

И вот однажды Виктор, тогда уже первокурсник, завел с Галиной разговор об их семье. Они в тот день оказались дома одни. Отец, как всегда, работал, «пользовал сифилитиков», по образному заявлению Виктора, а мать ушла по магазинам.

Галя разогрела брату обед и присела напротив за кухонный стол. Виктор бодро, с аппетитом хлебал горячий борщ, ломал на куски черняшку и довольно покряхтывал. Он обожал вкусно и сытно есть.

— Галка, ты о своем дворянстве знаешь? — спросил брат в коротком промежутке между двумя ложками.

Галина кивнула:

— Слышала. Краем уха. Родители терпеть не могут об этом говорить.

— Угу. — Виктор проворно отправлял в рот ложку за ложкой. — Предки, выходит, здоровски держат языки за зубами. А знаешь почему?

— Почему?

— Да потому что хотят найти фамильные драгоценности!

Галя засмеялась:

— Ты бы читал поменьше фантастики! В жизни все не так.

— Все так! — заявил брат, по-деревенски подчищая тарелку куском хлеба. Прямо настоящий дворянский отпрыск! — Я нашел тут случайно один любопытный документик. Письмо нашего деда к нашей бабке. У отца оно хранится.

— Ты рылся в папином столе? — нахмурилась Галя. — Это низко!

Виктор пренебрежительно махнул рукой:

— Да ладно, нравственная ты наша! Я искал подтверждение нашего дворянства. Эх, как охота побыть настоящим барином!

— Ничего не делать, валяться на диване, слуг гонять туда-сюда! — подхватила Галя.

— Ну и что? — с вызовом отозвался брат. — Самое оно! Труба зовет! Я бы не возражал против такой житухи, но нам она, увы, не грозит и не светит, как ни обидно. Придется, стало быть, крутиться самим. Но вернемся к нашим баранам, то бишь к письму. В нем дед пишет, что оставил драгоценности — какие, не перечислил — в своем имении за городом.

— А ты уверен, что это письмо деда? — недоверчиво спросила Галя.

— Подпись, число, бумага старая, еле живая… Обращение к бабуле. Имя ее, понимаешь? Чернила расплывающиеся. И почерк.

— Витька, ты совсем сдурел! — возмутилась Галина. — Откуда тебе знать почерк деда?!

— А у отца сохранились рецепты, выписанные дедовой рукой, — пояснил Виктор. Все-то он знал! — Папаня в них иногда отыскивает полезное для своих сифилитиков. Я сам видел.

Грозивший затянуться разговор прервала мать, явившаяся из магазина не вовремя, как часто делают все матери на Земле.

Но Виктор продолжал гнуть свою линию и дальше. А поскольку понимания у сестры не находил, решил действовать в одиночку. И однажды поздним вечером отправился в дедово имение, о котором имел самое смутное представление…

Никому он о своей поездке не рассказывал.

После окончания медицинского Галя стала работать в Ожоговом центре. Терпение и выдержка у нее были редкостные, и потому она задержалась на этой работе на износ надолго. И вся ее жизнь оказалась узлом завязанной на таком тяжелом труде. Личная линия не рисовалась даже в мечтах, и мать нередко вздыхала, жалостно поглядывая на дочь.

— Галочка, что же ты никуда не сходишь, не погуляешь? Ни в кино, ни в театр… С подругами, друзьями…

— Да некогда, — лукавила Галина. — Работы много, больных все везут и везут.

— Это будет всегда, — логично отзывалась мать. — А жизнь, доченька, одна, и она очень быстро проходит, прямо-таки пролетает. Года проскальзывают между пальцами, — открывала дочери азбучные истины. — Тебе замуж пора. — И опять шумно вздыхала.

Галя делано улыбалась. Эти улыбки на родителей и на публику стоили ей немалого мужества и актерского мастерства.

— У всех своя пора. Тут нет никаких закономерностей и традиций.

Иногда поздними вечерами Галина с пристрастием следователя рассматривала себя в большом зеркале. Так… Фигура вполне ничего себе, хотя несколько полновата, на любителя. Но многие мужчины любят пышечек. Светло-коричневые глаза. Довольно красивые… И нос прямой, без загибонов. Чего ж им боле?.. Этим мужчинам…

На самом деле Галя догадывалась, в чем дело. Характер ей достался с выкрутасами. Причина в нем одном. Галина, как говаривал братец, выросла чересчур нравственной и на легкие отношения не соглашалась. Пыталась найти в людях десятиметровые глубины, интересные черты, настоящее содержание. А люди — как книги. В редкой отыщешь для себя подлинный смысл и понимание жизни.

Неудачный болезненный опыт любви у Гали уже был. И она не хотела обжигаться снова. Как врач Ожогового центра, отлично представляла, что такое ожоги, как долго и трудно они заживают и какие рубцы оставляют на телах и в душах.

Молодой врач Ваня Ляхов, тихий и скромный, часто застенчиво опускающий долу светлые ресницы, показался Галине именно таким, какого она искала. Они начали встречаться, целовались, бродили по парку… Ездили в квартирку, которую Ванин приятель давал другу напрокат. А потом Ваня вдруг спросил, оглядывая Галину:

— Что это на тебе за платье?