Вкус желания - Беверли Кендалл Страница 12

Амелия так стремительно вскочила на ноги, шурша шелком платья и путаясь в неудобном кринолине, что чуть было не упала.

— Я-я… не могу жить с ним в его поместье, — сказала она, стараясь побороть охватившую ее панику. — Отец, это непристойно. Моя репутация будет погублена.

— Право, я не думаю, что дело дойдет до этого, — заметил виконт.

Ямочки, обозначившиеся на его безупречно очерченных щеках, означали, что ее испуг его позабавил.

Амелия не думала, что можно презирать человека больше, чем она презирала его в этот момент. Эта улыбка — нет, глумливая ухмылка! — положила конец его притворству, он полностью себя обнаружил.

Грудь Гарольда Бертрама под его клетчатым черно-серым сюртуком раздулась от возмущения:

— Конечно, я не допустил бы ничего, что в обществе сочли бы неприемлемым! В имении Томаса за тобой будут хорошо присматривать. С тобой поедут мисс Кроуфорд и Элен. К тому же в течение некоторого времени там будут леди Армстронг и две её дочери-подростка.

Но ее сраженный ужасом мозг не принимал и не удерживал его слов. Единственное, что она знала и что не вызывало у нее ни малейшего сомнения, — она не могла и не станет жить рядом с этим человеком.

— Отец, неужели нет никого другого, кому ты мог бы отдать предпочтение, с кем я могла бы отбыть это нелепое наказание?

Никогда прежде она не просила о снисхождении, но сейчас ей пришлось пойти на это.

Отказ отца сопровождался резким отрицательным движением головы, решительным и окончательным. Вдохнув необходимое для жизни количество воздуха, Амелия снова опустилась на стул с прямой спинкой. Бросив смертоносный взгляд на сидевшего рядом мужчину, она прочла в его глазах с трудом сдерживаемое удовлетворение. Желание схватить с письменного стола отца тяжелое мраморное пресс-папье и размозжить им его череп, заставило ее сжать руки на коленях и стиснуть зубы с такой силой, что это грозило превратить в пыль их эмаль.

— На балу у леди Стэнтон вы все время это знали, — проговорила она тихим яростным шепотом.

Значит, пока она с трудом терпела его прикосновения и его ненавистное общество, он все время наслаждался сознанием того, что скоро она окажется в его власти и он сможет согнуть ее в бараний рог.

Взгляд отца метался между ними: на лбу у него залегли морщины, лицо выражало недоумение. Виконт же и глазом не моргнул, выслушав это обвинение.

— Вы слишком высокого мнения обо мне. Никто еще не называл меня прорицателем. Но сейчас я более чем счастлив взять бразды правления и принять на себя честь, оказанную мне вашим отцом.

— Бразды правления! Бразды! Вы сравниваете меня с животным? С лошадью?

Амелия вцепилась в подлокотники кресла побелевшими пальцами.

— Ни в коем случае, — поспешил он ответить. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Пожалуйста, простите, что так неудачно выбрал слово, но это случается с теми, кто занимается разведением лошадей.

Виконт обратил к маркизу смущенное лицо и улыбнулся извиняющейся улыбкой. Отец, в свою очередь, засиял ответной улыбкой так, будто к нему спустился с небес Спаситель, чтобы навести порядок на земле.

— Хочу тебе сообщить, поначалу Томас отклонил мое предложение, и теперь я ему особенно благодарен за то, что он изменил свое решение.

Отец сказал это так, будто и она должна была испытывать благодарность к виконту за его великодушный жест.

Амелия поспешила отвести взгляд, не желая смотреть на этого мерзкого субъекта и видеть самодовольную ухмылку под притворно невинной миной. Его ссылка на лошадей не была метафорой, случайно сорвавшейся с языка. Он не собирался заставлять ее работать. Он намеревался сломить ее, как норовистую лошадь.

Никогда этому не бывать!

— Очень любезно с его стороны, — сказала Амелия, постаравшись вложить в свой тон как можно больше сарказма.