Наваждение - Елена Ласкарева Страница 11

Из темноты, уже поглотившей комнату, раздался сонный голос Антонины:

— Митька, ты, что ль, явился?

— Спи, мать. Я на минутку.

— A-а… Ладно, погуляй напоследок. Выпить нет?

— Нет. Спи.

— Мог бы и прине… сти… Сплю… — И слова плавно вновь перешли в храп с присвистом.

…Катя сидела на балконе обнаженная и разнеженная. Она ничуть не встревожилась, что кто-то может войти и «застукать» ее в таком виде.

Сейчас ей было совершенно все равно, кто и что о ней подумает или скажет.

Дима вернулся к ней, неся что-то жесткое, шуршащее, прямоугольное и длинное, в человеческий рост.

Это был старый, затвердевший от времени клеенчатый мешок на молнии для сохранения от моли верхней одежды с вделанной в него вешалкой-плечиками.

— Помогай, — сказал он, и они вдвоем принялись сдвигать заржавевшую, непослушную застежку.

Сумели опустить ее лишь до половины, но этого оказалось достаточно. Дима извлек изнутри светлое чесучовое платье с коротким рукавчиком покроя «кимоно», украшенное на груди двумя рядами маленьких перламутровых пуговок.

Платье выглядело хоть и немного старомодным, однако опрятным и даже нарядным.

— По-моему, как раз твой размер, — прикинул он на глазок. — Ну-ка, примерь.

— Откуда это у тебя? — удивилась Катя.

Она не решилась спросить: «Неужели для меня купил?» И правильно не решилась.

— Материно, свадебное, — ответил Дима. — Она у меня не всегда была такой квашней, как теперь.

— Ой… как же… Я не могу, ведь это, наверное, святыня! Она же его хранит как память!

— Мать день своей свадьбы прокляла. А хранит этот наряд только из-за жадности. Говорит: надумаешь жениться, сыночка, я твоей невесте его подарю. Не надо будет на другой подарок тратиться.

— Я не могу без спросу, — колебалась Катюша. — Твоя мама может обидеться.

— Глупенькая, — Дима нагнулся и поцеловал ее в самый кончик носа. — Ведь сейчас тот самый случай. Фактически мы с тобой поженились.

— Да… правда…

— А что нет штампа в паспорте — так потому только, что тебе еще паспорт не выдали.

— А знаешь, Дим… мне бы хотелось венчаться, а не просто расписаться в загсе…

— Здрасте! Ты же никогда в церковь не ходила. Небось и креститься не умеешь.

— Ну и что, научусь. Лида говорит, я крещеная: нас обеих, маленькими, бабуля в церковь носила. И еще мне нравится, когда называют не «церковь», а «храм». Там так чудесно, свечки, и хор поет, и над головами у жениха и невесты короны держат…

— Да, обряд неплохой. Как театральный спектакль.

— Это называется не обряд.

— А как же?

Откинув голову, она мечтательно прошептала:

— Таинство!

Дмитрий начинал проявлять признаки нетерпения:

— Без паспорта и без штампика все равно не положено. Так что уж потерпи. А то сразу — венчаться!

— Да нет, не сейчас… Вообще… когда-нибудь.

— Ладно, одевайся, а то там все разойдутся.

Платье оказалось все-таки великовато, и Кате пришлось потуже перетянуть его пояском. От этого оно стало выглядеть даже праздничнее, чем прежде: многочисленные колышущиеся мягкие сборки создавали объем, благодаря которому тоненькая девушка выглядела совсем воздушной и невесомой. Поблескивали пуговки, и таким же перламутром переливались струящиеся распушенные волосы…

Закат угасал, и только, словно последний его отблеск, на матрасе алело небольшое пятнышко крови.

Телевидение давно уже свернуло свои пожитки: рабочий день кончился.

Журналистку, которая еще засветло наклюкалась до бессознательного состояния, коллеги-мужчины погрузили в автобус вместе с аппаратурой и осветительными приборами и увезли, как предмет реквизита.

А проводы призывников продолжались: события развивались согласно привычному для таких случаев сценарию и подходили к своему закономерному завершению.

На площади пьяный, с перекошенной побагровевшей физиономией Тимоха дрался с тремя «береговыми» — так называли ребят, обитавших возле самого водохранилища.

— Ты, трус! Баба ты, дырка между ног! — кричали ему. — Нам — воевать, а он дома отсидеться решил!

— Не ваше собачье дело! — орал в ответ Тимофей, отвешивая кому-то крепкую зуботычину и получая такую же сдачи.

Заметил Полякова, обрадовался:

— Демон, ты куда пропал? На меня тут наезжают!

Дима выпустил Катину руку и бросился к приятелю на подмогу:

— А ну разойдись, хорьки вонючие!

— Сами вы суслики!

— Размазать вас мало!

— Попробуй! Разбежался, ха!

— Таких, как вы, топить надо прям при рождении!

— А вас — давить!

Слишком много было выпито в этот день, чтобы все прошло чинно и мирно, однако недостаточно, чтобы просто по-тихому отключиться.

Неизрасходованная юношеская агрессия требовала выхода, и драка стала очень быстро из локальной перерастать во всеобщую.

В считанные минуты откуда ни возьмись объявились сторонники обоих враждующих лагерей и завязалась обширная потасовка.

Кому-то случайно поранили лицо, и вид крови еще больше подогрел страсти. Бились теперь не на шутку, а зверски, в полную силу, начисто забыв о том, что послужило поводом к побоищу.

Димка вдруг вскрикнул:

— Моя гитара!

Но было поздно: один из береговых уже опускал инструмент на Тимохину голову с ржанием:

— А испанский воротник не хочешь?

Раздался всхлип рвущихся струн. Гитара проломилась насквозь и теперь висела у Тимофея на шее действительно в виде фасонного деревянного воротника.

Дмитрий схватил одну из многочисленных пустых бутылок, стукнул о край стола, отбивая горлышко, и с этим грозным оружием двинулся на обидчика.

Кто-то из взрослых, остававшихся на празднике, кинулся разнимать дерущихся, кто-то побежал к телефону-автомату, чтобы вызвать милицию.

Но дежурные милиционеры, усиленные наряды которых и без того были присланы сюда по случаю чреватого беспорядками «пира на весь мир», и так уже рысцой направлялись к тесно переплетенному клубку вояк. Не слишком, правда, ретиво: получить по морде ни за что ни про что, только потому что каких-то юнцов провожают в армию, — не самое большое удовольствие.

Милиционеры переговаривались с начальством по рациям и лениво дули в свои свистки, слабеньких трелей которых никто из бузотеров в пылу «махаловки» не слышал.

Но приказ был, видимо, отдан вполне определенный, потому что блюстители порядка хоть и с явной неохотой, но все же одновременно схватились за резиновые дубинки.