Компаньон ее сиятельства - Эванджелина Коллинз Страница 10

В дверь постучали. Гидеон, только что побрившись, завязывал галстук. Он прошел через короткий коридор в переднюю гостиную и открыл дверь, обнаружив за ней молодую служанку с плетеной корзинкой в руке.

На ее веснушчатом лице отразилась та разновидность благоговения, которую обычно вызывают чудеса природы. Он дал ей пять секунд, чтобы собраться с мыслями, потом выжидающе вскинул брови.

Она сделала короткий книксен и протянула корзину, объясняя цель своего прихода.

— Доброе утро, мистер Роуздейл. — Провинциальный акцент не скрывал охриплость голоса.

Он пошире открыл дверь и впустил ее в дом. Она поставила корзину на маленький обеденный стол в смежной кухне. Гидеон заканчивал завязывать галстук.

— Вам что-нибудь нужно, сэр?

— Боухилл получает «Тайме»?

— Вряд ли. Но я могу узнать в деревне, если хотите, — сказала служанка.

— Спасибо. — Пусть он и в другой стране, но ему по-прежнему нужно быть в курсе текущих лондонских событий.

Она задержалась у стола, теребя конец вышитого полотенца, прикрывавшего содержимое корзины. Прежде чем девушка набралась смелости спросить, не нужно ли ему еще что-нибудь, он вежливо выпроводил ее. В корзине он нашел теплый хлеб, колбасу, свежие фрукты и записку с приглашением на дневную прогулку. Записка не была подписана, но плавный женский почерк мог принадлежать только ей.

Размышляя над запиской, он взял ломтик хлеба и откусил. Леди Стирлинг не передумала с наступлением утра. Риск существует всегда, но он пока еще не имел несчастья его испытать. Хотя эти ее условия… неужели она серьезно, или это просто средство успокоить совесть? Он может уехать когда пожелает — понятие для него непривычное, и он не собирается к нему привыкать. Если она не попросит об обратном, следующие тринадцать дней и двенадцать ночей он проведет в Боухилл-Парке, исполняя все капризы и желания прекрасной дамы.

Эти чуть заметные улыбки, которые она посылала ему за обедом… каждая из них бередила его нервные окончания. Он давно уже не испытывал этого, но ощущение было почти таким же приятным, как и время, проведенное с ней. И тот поцелуй. Первый же поцелуй обнаружил истинную природу женщины. Ах, этот поцелуй…

Один лишь мимолетный проблеск. Намек. Все, что потребовалось, — это один проблеск страсти, скрывающейся под холодной, сдержанной внешностью. И он моментально забыл, где он и с кем.

Роуздейл нахмурился, вспомнив, как покинул ее накануне вечером. Следовало ли ему принять приглашение, заключенное в том поцелуе? Нет, нет. Она ясно дала понять, что хочет, чтобы он вернулся в коттедж один. И все же…

Роуздейл, взяв еще кусочек хлеба, вернулся в спальню. Закончив одеваться, подчистил содержимое корзины и провел одинокие утренние часы в уютной передней гостиной, перечитывая «Тайме», которую привез с собой. Когда наступила середина дня, надел синий сюртук, натянул лайковые перчатки и отправился в особняк.

Дворецкий не проводил его в гостиную, а оставил ждать в переднем холле.

Ожидание было недолгим. Она появилась из длинного коридора. Кашемировая шаль на плечах гармонировала с платьем для прогулок цвета берлинской лазури. Ее сопровождала мрачная экономка.

— Добрый день, леди Стирлинг, — сказал он, кивнув.

— Добрый день, мистер Роуздейл.

Она была сама вежливая дистанция, поза строгая, тон бесстрастный. Он не принял это близко к сердцу — их зрители требовали представления.

Гидеон оставил без внимания тяжелый взгляд экономки.

— Идемте, кузина?

— Конечно. — Она положила затянутую в перчатку ладонь на его руку.

Дворецкий закрыл за ними дверь со значительным щелчком. Она приостановилась у/подножия каменной лестницы, за границей тени портика, и подняла лицо к солнцу, чтобы поймать золотые лучи под поля шляпки. Длинные атласные ресницы ласкали высокие скулы. Намек на вчерашнюю ангельскую улыбку потянул уголки рта.

Своей холодной красотой леди Стирлинг производила впечатление Снежной королевы. Но в этот момент она была солнечной богиней, впитывающей лучи солнца, подпитывающаяся его теплом, наполняющая им глубокие тайники своей души. И все же кожа ее была безупречно алебастровой. Не было ни единой веснушки на переносице идеально прямого носа, ни даже легкого румянца на щеках. Он молчал и не шевелился, сознавая, что является свидетелем редкого явления.

— Как чудесно, что снова выглянуло солнце. Я боялась, оно опять спрячется после вчерашнего короткого появления.