Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов Страница 62

Точно так же, как фарисеи и книжники сердцем чувствовали, что Иисус — богохульник, и были не в силах подвергнуть это сомнению, так же они сердцем (тем же!) чувствовали, что женщина эта — самая худшая из иерусалимлянок. Наихудшие женщины для тех мужчин, у кого в семье нет любви, — прелюбодейки. Это так, ибо прелюбодействующие в своем сердце мужчины, борясь за нравственное поведение неверных жен соседей, борются вовсе не с грехом, а защищают свою гордость, — вдруг и его жена ляжет с каким-нибудь необыкновенным валаби, а он, законный супруг, в сравнении с ним проиграет?

Итак, вполне закономерно, что фарисеи, которых приведенная женщина раздражала, подозревали ее в особой склонности не к чему-нибудь, а к известному занятию. Отсутствие в подобных случаях доказательств ни в какие времена преследователей не смущало, улики обычно фабриковали. И не только инквизиторы и чекисты. «Цель оправдывает средства» — этим принципом были одержимы многие задолго до появления ордена иезуитов.

То, что прелюбодеяния не было, доказывается также и тем, что на суд не был приведен любовник. Почему? Может, ему удалось сбежать? Сомнительно. Преследователям ненависть всегда прибавляет сил, и любовника бы непременно настигли. И даже если бы ему при попытке задержания удалось ускользнуть, то имена и обстоятельства в таких случаях обычно известны каждой соседке — настичь и привести — дело минут, и определялось только желанием карателей.

Почему же не привели? Почему не нашли? Да потому что не искали. Потому что точно знали, что он если и любовник, то фиктивный. Он был свой, — фарисей или книжник, который ради «общего благого дела» решил, искушая, разыграть двусмысленную комедию, которую при желании можно истолковать как покушение на прелюбодеяние.

На такие толкования люди горазды, и так было и в те времена тоже. Достаточно вспомнить Марию Магдалиянку (Магдалину) — общепринятый символ покаявшейся проститутки, — о которой нигде в Писаниях не говорится, что она была проституткой, а только, что Иисус изгнал из нее «семь бесов» (Мк. 16:9; Лук. 8:2), что, вообще говоря, можно истолковать по-разному, в том числе и как обращение Марии из известного языческого культа, в котором было семь ступеней посвящения, каждый из которых суть гипнотические внушения, — и это толкование наиболее достоверно. Тем не менее, истолковывают определенным образом, и на Марию Магдалиянку, ученицу Христа, так же, как и на женщину, взятую якобы в прелюбодеянии, но не таковую, — что со всей очевидностью следует как при богословском, так и при психоаналитическом подходе, — тысячелетиями иерархи религий клевещут (подсознательно и сознательно) без зазрения совести.

В какой форме проводилась провокация?

Обстоятельства вычислить несложно. Естественно, не «любовник» должен был идти в дом женщины, иначе бы у него не было бы возможности «отвертеться» от инкриминированного преступления и, как следствие, привода на суд. Идти должна была она. В сущности, для того, чтобы признать ее виновной, достаточно было застичь ее в неподобающем месте и не обязательно на ложе. Скажем, всего лишь на дворе постороннего мужчины, у которого жены нет вообще или же ее в тот момент дома не было. В таком случае хозяин имел полное право (формальное) утверждать, что он свидания этой женщине не назначал, следовательно, чист, а вот ее, очевидно, пригнал бес похотливости. Если хозяин был авторитетен (а он таким и был!), то у врагов Христа появлялся формальный повод схватить женщину за волосы и ринуться с ней на двор Храма.

Словесный повод, которым спровоцировали женщину прийти на чужой двор, мог быть: сексуальный (в обмен на известную услугу отдать векселя мужа и тем спасти семью от разорения, или просто пригласили обсудить варианты с посредником — уважаемым человеком) или религиозный (пригласили поделиться особыми воззрениями на взаимоотношения с Богом), словом, любой — теоретически. Но не более чем теоретически. Учитывая способность этой женщины в Страннике угадать Истину, назвать в первой же встрече Господом, очевидно, что истиной она, наблюдая жизнь, интересовалась и раньше — мнения ее, пусть только некоторые, с мнениями фарисеев не совпадали. Согласитесь, как это, казалось бы, естественно: пойти на двор признанного в народе «святого», который зовет тебя поделиться некоторыми соображениями об устройстве мира!..

Разумеется, все детали того покушения на убийство сейчас не восстановить, но для нас вполне достаточно доказать психологическую достоверность основного стержня событий того дня:

— организации провокации против Христа;

— организации еще одной провокации, в результате которой женщина должна была совершить некоторые действия, которые можно было бы перетолковать как намерение прелюбодействовать;

— несомненного отсутствия буквального прелюбодеяния, ввиду чего «любовника» не было оснований вести на суд.

Кроме того, мы должны обратить внимание на:

— особенности души этой женщины, выделяющие ее из множества жительниц Иерусалима, как следствие, ненависть к ней (один из подвидов страстной любви) со стороны фарисеев и книжников;

— нерешенность сексуальных проблем у самих книжников и фарисеев, их семейную неустроенность (обоюдное валабиянство), что следует из выбора заповеди, в нарушении которой они обвиняли женщину, и поспешности, с которой фарисеи бежали от появлявшихся на земле под перстом Иисуса слов; причем преступление фарисеями осмысливалось (не забывали, что доказательств против женщины нет): если бы они были невменяемы совершенно, они бы не ушли, «обличаемые совестью»…

Женщина была достаточно мудра, чтобы понимать, что защищаться бесполезно. Действительно, в евангельском повествовании нет и намека на то, что женщина пыталась доказать свою невиновность. Это отсутствие оправданий, которое для кого-то может показаться неоспоримым доказательством ее развратности, является, пожалуй, одним из самых веских аргументов в пользу не только ее невиновности, но и ее высокого духовного родства со Христом. Свидетельством не менее важным, чем то, что ей оказалось по силам и по уму исповедать Иисуса Господом. С одной стороны, как мы знаем из жизни, слезливые оправдания и утверждения, что ничего-ничего не было, для любой шлюхи типичны, даже если ее застигли не то что на чужом дворе, но и в чужой постели. Как бы это ни казалось удивительным с позиций логики, так они поступают потому, что по опыту знают — им поверят! И поверят прежде всего начальствующие (судьи, фарисеи, книжники, старейшины или аналоги их всех из других эпох и на других территориях, и т. п.), что, вообще говоря, не удивительно — людям свойственно подсознательно становиться на сторону своих. Итак, наличие оправданий, которым верят представители толпы, — это часто свидетельство нечистой души оправдывающегося.

С другой стороны, Иисус, как и женщина, «взятая в прелюбодеянии», когда Его привели на суд синедриона, тоже не оправдывался: Слово ^[10] для власть имущих всегда неубедительно, более того, раздражает и не более чем повод Его извратить — в том, что это так, несложно убедиться, достаточно вспомнить суд синедриона. Иисус никогда не оправдывался, но вовсе не потому, что обвинения в Его адрес были справедливы, но потому, что по опыту знал, что оправдания Его вызвали бы лишь дополнительный всплеск злобы, — а искушать людей Ему чуждо. Когда Его ложно обвиняли, Он молчал перед Синедрионом, молчал перед Пилатом. Это неоправдывание можно считать привычкой вполне устоявшейся, ведь подсознательное неприятие Слова возникло отнюдь не в ночь Его ареста в Гефсиманском саду.