Memento. Книга перехода - Владимир Леви Страница 55
Memento. Книга перехода - Владимир Леви читать онлайн бесплатно
– Я читал о некоторых выкладках палеоантропологов. Число людей, живущих сейчас на Земле, примерно равно числу умерших за всю прошедшую историю нашего вида. Умерла, стало быть, только часть из рожденных, некая часть. Умрут ли и все остальные? Это ведь пока ещё не известно.
– Но на основании прошлого опыта…
– Опыт – большой прогнозист, но еще больший гипнотизер. Не вы ли писали, что мы живем под гипнозом реальности?
– Я.
– Но не полной реальности, заметили вы же. Часть посуды побита – надо ли верить, что непременно побьется и остальная?.. Часть родившихся умерла, остальные живут. Смерть относится только к прошлому. Почему мы должны думать, что как было раньше, так будет и дальше?
– Солнце не должно восходить, а восходит. Умирать мы не должны, а приходится. Думать мы не должны, но нам думается.
– Ну и что ж, что умирать нам ПОКА приходится?.. До космических полетов все предметы, отрывавшиеся от земли, падали обратно лишь потому, что не было средств вывести их за пределы земного тяготения. Когда я увидал на экране состояние невесомости в космосе, сразу ёкнуло: это ведь прообраз бессмертия, его физическая метафора!.. Неужели вы не верите, что бессмертие неизбежно?
– Насчет тела от надежд пока воздерживаюсь; верить хочу, но от желания веры до самой веры расстояние такое же, как от души до души. Зато вера в бессмертие души для меня уже не вера, а знание.
– Вот как? В таком случае предъявите свои аргументы вы. В свое время вас жучили за ненаучный подход к психологии…
– Касательно психологии, сиречь душеведения, у меня была шутка, в народ пошедшая, что это наука, изучающая небытие своего предмета. Был и остаюсь приверженцем научного подхода ко всему, к душе в первый черед. И сама наука требует к себе научного отношения. Наука есть гигиена веры – честность ума перед собою самим, знание, узнающее о своем незнании.
О внетелесной жизни души можно только догадываться и верить в нее, либо не верить. Совсем отрицая эту возможность, мы отрицаем и душу. Если души нет, а есть только смертный мозг, работа которого называется психикой (от греческого психэ – «душа»), то в чем отличие психотерапевта от автомеханика? И какой смысл ремонтировать эту машинку, которой все равно скоро на слом, на свалку?
Если я не допускаю и мысли о возможности инобытной жизни души после исчезновения тела, то мне нечем и незачем помогать людям, которые потеряли близких или сами страшатся смерти. Нечем помочь и себе самому.
И – очень важный вопрос науке – куда девать факты, свидетельствующие, что хотя мозг – вместитель и инструмент, исполнитель душевной деятельности, сиречь психики, но душевная жизнь возможна и вне мозга? Так музыка живет и в звучании, во время исполнения, и вне звучания: в партитуре, в мысли, в душе, в тишине…
Факты душевной жизни вне тела и мозга у меня есть. Личные факты – события жизни собственной. Главное среди них – встреча с Вангой, через которую произошла встреча с моей мамой, к тому времени уже ушедшей. (Подробней об этой встрече дальше.)
Есть связь ушедших и живущих, все продолжается. Когда знаешь это, неизбежность смерти легко принять как продолжение Жизни-в-Целом.
Когда осознаешь путь из вечности в вечность как жизненную сверхзадачу – основной ценностью становится радость знания, восторг духа. А ценность здоровья и прочих благ делается относительной: да, хорошо – но как самоцель абсурдно.
Прощание и прощение, принятие перехода – вот чему учится душа в этой жизни, сколько бы она ни длилась.
Сейчас это райское место омрачено тенью войны. А тогда, когда я впервые сюда приехал и начал свою первую книгу, вперемешку со стихотворным бредом и любовными письмами, здесь еще обитала неспугнутая тишина.
Огромная сосновая роща на берегу теплого моря. Кипарисовая аллея, ведущая к средневековому храму дивной архитектуры, – как тема органной фуги на нотной линейке.
А дальше, совсем близко, заснеженные вершины и небо. А дальше Бог.
Пицундская длинноиглая сосна сохранилась с третичного периода жизни нашей планеты. Реликт эволюции, сообщающий нам о том, что жизнь на земле во времена оны была гораздо могущественнее, чем теперь.
Словно армия многоруких витязей-исполинов, вышедших из глубин морских, шествуют из вечности в вечность громадные Длинноиглы. У каждого свой особенный облик, своя поза и жестикуляция, своя речь к сородичам.
Я бродил там в самозабвенном благоговении, вдыхая смолистый целебный воздух, и вскоре приметил среди деревьев два Дерева-великана.
Это были уже не сосны и даже не сверхсосны, а люди в древесном обличии, сосночеловеки.
Одного я назвал Вождем. Мощный кряжистый гигант в цвете сил необъятной раскидистой кроной воздымался среди своих собратьев, головой выше всех, победительный, царственный. Мужской геркулесовой силой веяло от него, неизбывной, спокойной и плодоносной; под ним и вокруг все сочилось, цвело, плодилось и размножалось: росли травы необычайной свежести, разнообразились густые кустарники и лианы, множество цветов, диких ягод, пробковики, лимонники. Тут же и гарем стройно-изгибистых красавиц сосен с порослью детишек-соснят. Ясно было: он – действующий властелин своего соснового народа, повелитель и оплодотворитель.
А другого сосночеловека и называть не пришлось – он уже имел общепризнанное наименование: Патриарх. Его в этой местности знали все. Самое древнее среди всех здешних деревьев – предок, родоначальник всего этого длинноиглого руковетвистого воинства.
Патриарх стоял в тихом месте в глубине рощи. Без гарема, без свиты, без роскоши вокруг – несколько особняком, как стоят посреди суеты старики. Ствол толщиной в девять обхватов, с колоссальными прикорневыми наплывами коры, со склеротическими узлами, напоминал крепостную сторожевую башню. В нем чувствовалась уже какая-то застывающая истуканность, с северной стороны уже наползали, как саванные вуали, разводы лишайника и лепешки мха. Крона, некогда могучая, как у Вождя, или даже еще мощнее, судя по объему ствола, была уже облезло-лысеющей, усыхающей. Сильно поредевшие ветви еще кое-где зеленились, пытались даже производить свежие шишечки, семениться, но уже отчетливо видна была исходность этих потуг. Птицы, в огромном числе гомонившие около да вокруг, на Патриарха почти не садились, то ли из особого почтения, то ли оттого, что в нем уже поселилось то, чего все живое боится.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments