Маленькие победы. Как ощущать счастье каждый день - Энн Ламотт Страница 42

Как-то в субботу я пошла в кино, чтобы отключиться от всего, – спонтанно, без косметики, в домашних «толстых» джинсах. Я не поела дома, поскольку собиралась побаловать себя попкорном и шоколадным батончиком с соленой карамелью.

Идя от машины к кинотеатру, я увидела две вещи. Первое – длинную очередь, от которой пала духом. Но в конце очереди стоял высокий мужчина, похожий на моего младшего брата. И он чудесным образом оказался именно младшим братом, да еще вместе с женой. Они собирались на фильм, который я уже смотрела. И я встала рядом.

Мы обнялись, расцеловались и стали делиться впечатлениями о том, каким мучительным был последний месяц для всех наших любимых, и нежно поддразнивали друг друга, и смеялись. Райское наслаждение! Мы медленно двигались ближе к дверям, когда за спинами прогремел голос:

– Здравствуй, Энни Ламотт!

Я обернулась и увидела лучшую подругу Ютон, стоявшую далеко позади нас. Бесцеремонная пышная блондинка с зубами, как у пирата, по имени Тэмми; единственная алкоголичка-трезвенница в местной общине, от которой у меня шерсть встает дыбом. Она возопила:

– Эге-гей, гляньте-ка все, это же писательница Энни Ламотт!

Брат положил руку мне на плечо, я глубоко вдохнула. Однако и приятель Тэмми, и многие люди, стоявшие в очереди, услышали и узнали ее голос.

– Тэмми! – с энтузиазмом вскричал мужчина. – Сколько лет, сколько зим!

Она выкрикнула его имя и пошла обниматься с ним, стоявшим в десяти футах перед нами. Я видела крест у нее на шее. Она улыбнулась во всю пасть. Затем друзья, с которыми она стояла в очереди, тоже пошли с ним обниматься.

А потом все они решили там остаться.

Теперь они были намного, намного ближе к билетной кассе.

Я улыбалась, пытаясь побороть негодование и держаться молодцом. У таких людей, как я, инстинкт «борись или беги» проявляется в виде отчаянного желания улаживать, угождать людям и создавать гармонию. Моя ярость сначала уходит под землю, но потом вырывается из-под нее, точно гусеница, съедая еще один лист или почку в саду – или целое ведро попкорна. Порой, однако, она выражается желанием вбить человеку гвоздь в голову или переехать его машиной. Это – моя глубоко спрятанная лимбическая система, теневая личность, ратующая за открытое ношение оружия. Без нее я не была бы человеком, однако в моменты, подобные этому: когда на внутреннем экране мелькает образ меня самой, вырывающей клок наглых блондинистых волос Тэмми… это заставляет остановиться и подумать. Это – предел.

И ладно бы на этом закончилось. Люди, которые пока еще стояли позади нас, коллективно решили, что очередь раздвоилась и два ее рукава сливаются в один поток.

Я повернулась к тем, которые бежали, чтобы встать в очередь Тэмми, и сказала:

– Ребята, здесь только одна очередь. – хотя было ясно, что их две: настоящая и новая, негодяйская. Я сказала рвущимся вперед: – Слушайте, ребята. Это, право, несправедливо. Ведь все мы стоим и ждем. Пожалуйста, вернитесь на свои места.

Но им нравилась их очередь. Они же не дураки.

Тэмми, лидер бунтовщических сил, теперь стоявшая впереди нас, рядом с дверью, широко раскрыла глаза и проговорила:

– Ой-ой, кажется, мы расстраиваем Энни Ламотт.

Многие рассмеялись. Я принялась молиться: «Помоги мне» – и уперлась взглядом в землю. Теперь очереди сливались у самой двери, и люди вежливо уступали друг другу. Я только что не рыла землю копытом, фыркая своими бычьими ноздрями.

Брат и невестка шептали мне на ухо ободряющие слова, точно я рожала.

Руки тряслись. Я сунула их в карманы «толстых» джинсов. Я успокаивала себя, как могла, спросив брата:

– Ты, часом, не прихватил с собой копье?

Он пошарил по карманам и, извиняясь, покачал головой. Тогда я спросила невестку:

– А у тебя в сумочке не завалялся пузырек с кислотой?

В свои шестьдесят я достаточно опытна, чтобы верить мудрецу, который советовал никогда не сражаться с драконами, ибо мы для них – аппетитные хрустяшки.

Она полезла в сумку, порылась в ней и предъявила две влажные салфетки в индивидуальных упаковках, вероятно, надеясь, что я, наконец, умою руки. Я их приняла. Мир так несправедлив, как в песенке из «Трехгрошовой оперы»: «Как нищ сей мир, как дик в нем человек». Все, что я могла сделать – это высоко держать голову, протирать трясущиеся ладони, пытаться спокойно дышать. В свои шестьдесят я достаточно опытна, чтобы верить мудрецу, который советовал никогда не сражаться с драконами, ибо мы для них – аппетитные хрустяшки. Так что я протерлась одной салфеткой, положила другую в карман, обнюхала свои лимонные руки. Приятные запахи даруют некоторое примитивное утешение, и я удерживала свои позиции, пока еще несколько человек не перебежало в очередь Тэмми. И тут у меня вырвалось:

– Это несправедливо.

– Нет! – воскликнул потом мой сын, умирая со стыда, когда я рассказывала ему эту историю. – Ты же этого не сделала на самом деле.

Нет, сделала.

Все стоявшие перед нами обернулись и уставились на меня, словно я вырядилась в карнавальный костюм.

Тэмми переступила порог фойе и завыла, обращаясь к своей ватаге:

– Это несправедливо!

Слезы брызнули у меня из глаз. Брат и его жена придвинулись ко мне и предложили отвезти домой. Толпа тащила нас к двери. Даже когда мы попали внутрь, кое-кто в фойе продолжал оглядываться, чтобы увидеть мое поверженное писательское «я». Это было так похоже на мое детство, на времена, когда кажется, будто стоишь на паромном причале, а лодка, полная счастливых людей, отчаливает прочь. Я разрывалась: хотелось посмотреть фильм и побаловать себя вкусненьким. Но если бы я ушла, Тэмми бы победила.

Пред шершавым каменным ликом одиночества я выложила деньги в окошко кассы. И уверила брата и невестку, что со мной все в порядке, и послала их смотреть свое кино. В моем зале, кроме меня, было только пять человек – очевидно, компания неудачников, ни одного знакомого. Мы уселись как можно дальше друг от друга и принялись глодать попкорн, точно козы. Я задумалась: почему мы вообще оказались на этом дурацком фильме? Что общего у меня с полицейскими и членами банд? «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш», – успокаивала я себя – и просто смотрела. А потом поняла: я задавала неверный вопрос. Правильный был бы таким: где Бог в бандитских войнах? И вот ответ: Он и в вооруженных конфликтах, и в нашем алкоголизме, и когда терроризируют детей. Его распинают.

Я пыталась сосредоточиться на фильме, но постоянно слышала, как Тэмми высмеивает меня, вызывая ликование в очереди. Воспоминание было примитивным, библейским – она была змей ходящий. «Давай – есть способ сделать это легче». Это было ее животное. Люди возникли из чешуи, хвостов и острых зубов, но животные, из которых мы выросли, никуда не делись – просто скрыты наслоениями, прячутся внутри цивилизованности и презентабельности. Они могут быть слабыми и забитыми, а могут – яростными и темпераментными, как напоминание о наших инстинктах. Бегущие псы, бабочка-монарх, баобаб, кит. Или горилла Коко, которая языком знаков объяснила своим учителям, что она – прекрасна.