Любовь - Рихард Давид Прехт Страница 40

Намного сложнее — и этого следовало ожидать — обстоит дело с влюбленностью. Фраза «Все есть химия!», конечно же, верна, так как все реакции человеческого организма реализуются биохимическими процессами и реакциями, включая и влюбленность. Но хотя все на свете — химия, сама химия — далеко не все. С точки зрения биохимика, точно предсказать и заранее понять, в кого я влюблюсь, еще труднее, чем увязать между собой действие стимуляторов полового возбуждения.

Когда мы влюбляемся, это чувство обычно сохраняется отчетливо дольше, нежели половое влечение. Вожделение приходит и уходит, а влюбленность остается — по крайней мере на несколько недель, а то и месяцев. Когда мы влюблены, то в отличие от простого полового влечения весь мир для нас становится совершенно иным. Изменяется наше мировосприятие, наше мышление, наше самочувствие. Меняется наше отношение к самим себе и к окружающему миру. Мы делаем вещи, которых никогда не сделали бы в нормальном состоянии, мы чувствуем себя — в зависимости от успеха — либо на вершине блаженства, либо на дне отчаяния.

Для того чтобы ввести человека в такое волшебное состояние, нужны мощные силы. Да еще какие! Влюбленность буквально пронизывает весь наш мозг. Решающим представляется участие поясной коры, области отвечающей за мобилизацию внимания, и мезолимбической системы, в которой находится центр вознаграждений. Кроме того, в игру вступают незаменимые сигнальные посредники. Когда мы встречаем привлекательного человека, в кровь выбрасывается гормон фенилэтиламин (ФЭА). Тем не менее не ФЭА, а наша психика возбуждает наше половое влечение. Привлекателен для нас человек или нет, подсказывает нам наше подсознание, а иногда — в меньшей, правда, степени — и сознание. Напротив, гормоны — это помощники, которые приводят организм в состояние подходящего — или неподходящего — возбуждения. Ниже мы коснемся этого вопроса более подробно.

ФЭА опирается на помощь двух своих обычных соучастников: норадреналина, вызывающего возбуждение, и допамина, вызывающего эйфорию. Уровень этих гормонов повышается, но зато уменьшается содержание усыпляющего серотонина. Короче, некоторая невменяемость вам гарантирована. К этому добавляется немалая толика эндогенных одурманивающих средств —эндорфина и кортизола. Следствием всех этих изменений в совокупности является повышение энергии, концентрация внимания к объекту нашего вожделения и умопомрачительно хорошее настроение.

Влюбленность — великолепное состояние, вероятно, самое лучшее на свете — во всяком случае, для счастливых влюбленных. Тем не менее остается непонятным, зачем вообще существуют влюбленные. Как мы уже видели, Элен Фишер, помимо всего прочего, полагает, что «притяжение возникает прежде всего для того, чтобы дать индивиду возможность выбрать одного из нескольких потенциальных половых партнеров, а для этого усиливается стремление к образованию пары и поддерживается высокая концентрация внимания на генетически наиболее перспективном субъекте» (63). Но я не стремлюсь образовать пару с генетически наиболее перспективным субъектом, и для успешного размножения мне совершенно не нужна влюбленность. Оба объяснения не слишком вразумительны, неудачно и их соединение.

Если Элен Фишер права, то получается, что сортирующая система под названием «влюбленность» должна быть присущей всем общественным животным, а не только человеку. Но о влюбленности у животных не может быть и речи. Помимо того, именно влюбленность приводит к тому, что мы выбираем не самых приспособленных к жизни партнеров, а самых для нас интересных, а это далеко не одно и то же. Мужчины влюбляются в бесплодных женщин, а женщины — в бесплодных мужчин. И почему, спрашивается, сортирующая система под названием «влюбленность» сопутствует нам до старости, когда и речи больше нет о генетически оправданном выборе?

Влюбленность не служит генетическому выбору. Мне думается, что способность влюбляться является величайшей и прекраснейшей загадкой эволюции. В жизни состояние влюбленности не может продолжаться вечно, ибо оно предъявляет организму повышенные требования, да и изрядно затуманивает психику. Максимальная продолжительность влюбленности — три года, но в среднем она длится от трех до шести месяцев. Согласно мировой статистике, наибольшее число разводов приходится на четвертый год совместной жизни. Прекрасная бабочка превращается в гусеницу. Там, где раньше влюбленный видел лишь ослепительную улыбку, он теперь замечает отсутствие зубов.

Вожделение и влюбленность поддаются сравнительно простому описанию. Но как обстоят дела с третьим состоянием — любовью? В эволюционной теории и в биологии любовь играет подчиненную роль. Маститые биологи лишь пожимают плечами или недовольно сдвигают брови, когда им приходится говорить о любви. По сути, с биологической точки зрения любовь не определена, определена лишь ее нулевая ступень — «совместная жизнь». Но что говорят о любви исследователи мозга и биохимики? Проявляется ли любовь активностью соответствующих нейронных сетей головного мозга, т. е. состоянием, которое можно описать нейрохимически? Можно ли объяснить любовь — как вожделение или влюбленность — секрецией определенных гормонов?

Если верить научным обозревателям популярных газет и журналов, то это вполне возможно. И ответ на удивление прост. Ключевое слово — окситоцин.