Инстинкты и смысл жизни. Почему в нас так много животного - Дуглас Кенрик Страница 4

В 1975 году казалось, что наступает конец света. Свидетели Иеговы предвещали новый Армагеддон, и признаки катаклизмов были повсюду. Армия Северного Вьетнама вытеснила последних американских солдат из Сайгона, Индира Ганди отменила действие гражданских прав в Индии, а Ирландская республиканская армия взорвала лондонский отель «Хилтон». В Соединенных Штатах члены воинствующей радикальной группировки, именующие себя «метеорологами», бросали бомбы в банки, в штаб-квартиры промышленных корпораций и в Государственный департамент. Бывший генеральный прокурор США и несколько чиновников из Белого дома были отправлены в тюрьму. За семнадцать дней два раза покушались на президента Джеральда Форда. Одно из покушений совершил последователь культа, главой которого был убийца Чарльз Мэнсон. Элвис Пресли, единственный из королей рока, катился вниз по наклонной. Но молодежь эпохи диско плевать хотела на приближающийся конец света и щеголяла в вызывающих нарядах под звуки песни «Давай оторвемся сегодня» («Get down Tonight») в исполнении группы «Кей-Си энд Саншайн Бэнд».

Меня этот хаос как-то мало трогал, поскольку лучшую часть этого знаменательного года я провел в библиотеке или в лаборатории психологических исследований. Однако мое положение, как и положение беспечно насвистывающего героя фильма, не ведающего о приближении пятиглазого пришельца из космоса, становилось тревожным. Область психологии, как и все остальные общественные науки, вступала в период революций. Фундаментальные положения данных наук пересматривались коренным образом. И хотя в 1975 году материальный мир уцелел, этого нельзя было сказать о концептуальном мире традиционных общественных наук. Не осознавая того, я становился членом группы радикально настроенных научных повстанцев.

Мое «падение»⁸ началось всего лишь за несколько дней до выпускных комплексных экзаменов, на которых членам ученой комиссии предстояло оценить мои энциклопедические знания в области теории и практики социальной психологии. Поэтому мне надлежало добросовестно изучать результаты классических экспериментов, проверяющих теорию когнитивного диссонанса Леона Фестингера, теорию отношений и когнитивного баланса Фрица Хайдера или теорию групповой динамики Курта Левина. Но каждый раз, когда предстоит серьезная работа, во мне неожиданно просыпается жгучий интерес к чему-то, что не имеет никакого отношения к данной работе. Именно в таких растрепанных чувствах я забрел в университетский книжный магазин. Мой взгляд привлекла книга антрополога Джейн Ланкастер «Поведение приматов и возникновение культуры человека». Очевидно, что книга явно выходила за рамки экспериментальной социальной психологии, поэтому я, не имея никакого настроения готовиться к экзаменам, решил ее купить. Я пришел домой и прочитал книгу за день.

Книга Ланкастер, как я и ожидал, имела мало общего с вопросами социальной психологии, которые мне должны были задавать преподаватели на экзамене. Но в ней было все, что нужно для ответов на вопросы, которые им следовало бы задать. Область социальной психологии занималась и продолжает заниматься многим, с чем люди сталкиваются ежедневно: любовь, агрессия, предрассудки, убеждение, подчинение власти. Несмотря на широту рассматриваемых тем, в теоретическом отношении в то время социальная психология была довольно ограниченной. Когда я поступил в магистратуру государственного университета Аризоны, двое моих преподавателей проинформировали меня по отдельности, и причем довольно горделиво, что социальная психология — это дисциплина, представляющая собой «мини-теорию». И действительно, когда я прочитал достаточное количество литературы по этому предмету, то понял, что она представляет собой мешанину из не связанных между собой миниатюрных теорий, каждая из которых должна была объяснить какую-то малую толику общественного поведения. Одна теория обращалась к агрессии, вызванной фрустрацией. Другая рассматривала межличностное притяжение у людей со сходными взглядами. Третья пыталась объяснить реакции на одностороннюю и двустороннюю аргументацию. И еще много-много других подобных теорий, большинство из которых были не связаны друг с другом.

Социальные психологи в то время были ограничены не только в теоретическом плане, но и в эмпирическом, поскольку занимались изучением узких вопросов, связанных с сознанием и поведения человека. Как и другие психологи, занятые в первую очередь экспериментами, социальные психологи в 1975 году сознательно отвергали исследование устойчивых черт характера как причин поведения и обращали основное внимание на то, как сознание и поведение человека реагируют на изменение конкретной ситуации. Смысл «ситуации» сводился к тому, что можно было уловить за полчаса, то есть за время проведения обычного психологического эксперимента. Имелись и причины таких ограничений: экспериментальные исследования были предназначены для того, чтобы обеспечить максимальные контроль и точность, а теоретические ограничения должны были сократить безудержные рассуждения о невозможности увидеть происходящее в сознании или теле человека. Но молодой и пытливый студент пытался преодолеть эти ограничения с упрямством подвыпившего человека, уронившего ключи в темном переулке, но упорно пытающегося найти их под фонарем, где лучше видно.