Шизофрения. Найти и потерять себя - Натан Файлер Страница 33

Житель Великобритании с диагнозом «шизофрения» имеет ожидаемую продолжительность жизни на 20 лет меньше, чем среднестатистический гражданин [53].

В контексте произошедшего с Джо и того горя, с которым Клэр вынуждена жить каждый день, мои рассуждения о диагнозах и ярлыках кажутся почти абсурдными в своей абстрактности.

Но на самом деле диагноз Джо служит идеальной иллюстрацией. Некоторое время спустя после его смерти диагноз «гебефреническая шизофрения» перестал существовать. Последовательные критики психиатрической диагностики могут видеть в этом победу – доказательство бессмысленности этого и других терминов. В то же время сторонники ее могут принять это за свидетельство того, что наше понимание расширяется и уточняется – подобные диагностические подтипы, утверждают они, не могут адекватно отразить гетерогенность заболевания или осмысленно предсказать его течение и определить лечение [54]. Лучше бросить это и сосредоточиться на настоящей шизофрении.

Истина меняется. Джо тем временем остается мертвым. А Клэр продолжает жить с этим ясным, абсолютным и неизменным фактом.

Так что сейчас я переключу ваше внимание с непрекращающихся споров о том, какой ярлык мы должны навесить (и должны ли вообще) на то или иное расстройство, и начну рассматривать возможные причины «болезни». Почему люди распадаются на части таким образом: почему они теряют связь с друзьями, семьями и реальностью? Что заставляет людей замыкаться в собственном мире, иногда навсегда?

Чтобы попытаться ответить на эти вопросы, нам сначала нужно определить некоторые критерии. Как мы узнали из уже приведенных историй, страдания, причиняемые так называемой шизофренией могут выходить за рамки непосредственных симптомов. Суровая реальность дискриминации, к примеру, может оказаться куда более страшной, чем очевидная неправдоподобность бредовых идей. А перипетии системы здравоохранения, возникающие постоянно по миллионам разных причин, могут стать более важным источником стресса, чем голоса в голове.

Также возможно, как мы выясним ниже, что некоторые из неприятностей, которые мы ассоциируем с проявлениями «шизофрении», на самом деле являются результатом не болезни, а приема медикаментов, призванных от нее лечить.

Мы понимаем, конечно, что катализаторы подобного рода страданий не появляются все и сразу, но нам необходимо с чего-то начать.

Я снова думаю о Джо.

«Джоуи» – так его звал учитель в третьем классе. Счастливый, энергичный, шаловливый ребенок. И, по правде говоря, мысли сами обращаются к моим собственным счастливым, энергичным и шаловливым детям.

Потому что в какой-то момент для Джо все поменялось – и это пугает меня. Всегда ли опасность подстерегала его? Был ли он обречен с самого начала?

Обстоятельства и события короткой жизни Джо – вкупе с другими историями, которые мы уже узнали, – указывают нам на общепринятые теории о причинах так называемой шизофрении (и «психических расстройств» в целом). Главное не забывать, что это всего лишь теории.

Также важно помнить, что все, что способна на сегодняшний день сказать об интересующем нас вопросе наука, применимо только «на уровне популяции». Это значит, что мы выделили некоторые тренды, наблюдая за большим количеством людей, но пока что не можем с уверенностью применять эти данные, когда речь идет об индивидах.

В нынешнем положении ни один медицинский профессионал, ни при каких обстоятельствах не может сказать конкретному пациенту (или получателю услуг, или уцелевшему, или журналисту, или солдату, или сыну), что он знает причину развития у него «шизофрении» (или, если уж на то пошло, «депрессии», «тревожного расстройства», «ОКР» и так далее). Эта простая истина иногда теряется в эмоциональных и зачастую напряженных дискуссиях. Это актуально и для специалистов, и для людей с психиатрическим диагнозом ^[33].

Прежде чем я окончательно определился с тем, что хочу писать эту главу, я встретился с Клэр, и мы перечислили все теории о причинах «психических расстройств» в ее понимании. Клэр говорила о генетике и о том, что у биологического отца Джо был диагноз «шизофрения». Мы обсудили нейрофизиологические теории, о которых много думал отчим Джо, а также риски употребления определенных наркотиков.

Я подробнее расскажу о каждой теории через минуту. Но сначала мне хотелось бы поразмыслить над тем, куда наш разговор повернул дальше.

Я хотел поговорить с Клэр еще об одной широко распространенной гипотезе, утверждающей, что негативные события в детстве – и все ассоциированные с ними травмы – повышают риск появления психологических проблем в будущем [55]. Впрочем, можно говорить и не только о психологических проблемах. Неблагополучное детство (включая эпизоды насилия и постоянные ссоры между родителями) играет роль в развитии рака, респираторных заболеваний, проблем с сердцем, злоупотребления алкоголем и наркотиками и агрессивного поведения [56]. В свете этой информации я глубоко убежден, что жестокость в отношении детей не только ужасна и неприемлема сама по себе – она также представляет собой проблему общественного здравоохранения.

Слишком много детей проходит через травмирующие события, и мы знаем, что физическое, сексуальное и эмоциональное насилие, равно как и пренебрежение и травля, повышают риск того, что у человека разовьется «психоз» [57]. В частности, доказано, что сексуальное насилие над детьми сильно коррелирует с разрушительными последствиями для психического здоровья ^[34]. Мы как нация только сейчас начинаем осознавать масштаб этого феномена. Национальное общество предупреждения жестокого обращения с детьми (NSPCC) установило, что каждый двадцатый ребенок к Великобритании подвергается сексуальному насилию [58], а исследования подтверждают, что от половины до трех четвертей всех госпитализированных психиатрических пациентов пережили сексуальное или физическое насилие в детстве [59].