5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города - Татьяна Девятова Страница 30

Когда мы научимся уважать других – тех, кто способен создать что-то ценное, за то, что они делают, – тогда и нас будут уважать за то, что мы делаем. А как результат – мы будем уважать других людей, а другие люди – нас. Человек, который смотрит на картину художника-примитивиста или Пикассо и говорит: «Да так любой нарисует! У меня еще лучше получится! Да за такие деньги я еще не то могу!» – никогда не будет уважаем и никогда не сможет никого уважать по-настоящему. Потому что уважают за дело, а чтобы уважать за дело, нужно понимать, в чем его ценность, и знать цену этому делу – о чем мы начинаем догадываться, когда сами пытаемся сделать что-то, чем мы сможем гордиться и за что нам не будет стыдно. И вот вам тут и индивидуализм, и коллективизм, и загадочная русская душа, если хотите. И авторитет есть, и лоб не разбиваем. И уважение к отдельному человеку, и житие в иерархически организованной группе.

Только тут надо разбираться, в чем ценность, уникальность, важность того или иного труда. Уважение не может быть слепым, если слепое – то это не уважение, уважение может быть только вдумчивое. А как только появится эта вдумчивость, изменится и наше отношение к нашей собственной работе, после чего и у других людей появится возможность уважать нас.

В общем, можно, мне кажется, и авторитет иметь, и не самоуничижаться: уважать себя за свой труд и другого человека за то, что он делает. Пусть это будет нашей особенностью – не индивидуализм Запада, не коллективизм Востока, а наше – отечественное. «Произведено в России!» А то ведь мы привыкли со всеми себя сравнивать и, как результат, – рассуждаем о себе в терминах некой вторичности: «мы – не Запад, потому что…», «мы – не Восток, потому что…» Смешно выглядели бы европейцы, которые говорили бы, что они не китайцы – «потому что…», и китайцы, которые говорили бы – «мы не европейцы, потому что…» Не надо нам сравниваться, у нас есть свои особенные черты, и довольно этого. А если мы с кем-то сравниваемся, то сразу получается, что мы как будто какой-то неудачный сиквел…

Ну вот, снова вопросы и проблемы языка, правильных формулировок. Насколько, оказывается, это важно – то, КАК мы называем одно и то же явление, событие.

– Мы можем быть едиными, потому что у нас есть тяга к чему-то общему – «одна на всех, мы за ценой не постоим». Да, в этом смысле мы на Запад не похожи. Но, с другой стороны, есть в нас и креативное, творческое начало, то есть способность придумать, создать что-то принципиально новое, нестандартное, неординарное. Этим восточные культуры похвастаться не могут, там господствует традиционализм. Как результат, мы способны создавать творческий, интеллектуальный, духовный и какой угодно еще продукт. И мне кажется, что это замечательно! Хотя осталось, конечно, в нас огромное количество доставшихся нам неправильных установок… Но с ними надо бороться. А как еще?.. Например, мы уважаем за статус, а не за то, что человек сделал. А еще мы как-то подсознательно не верим в то, что человек может делать что-то хорошее просто потому, что ему хочется делать хорошее. Во всем ищем подвох, «разводку» и двойной смысл.

Это точно! Вспоминаю грустную историю. Когда мы устанавливали в парадной домофон, я обходила все квартиры и в одной из них – коммуналке – познакомилась, а потом подружилась с одной удивительной бабушкой. Ей было 83 года, участница войны и больше 50 лет – инвалид II группы по зрению, практически ничего не видит, катаракта глаз. Понятно, что в таком возрасте и других болезней накопилось – явно еще на одну группу хватит. А значит, по закону, – и на отдельную квартиру. Но заниматься этим некому – дочь и внук сами из одной житейской драмы в другую сваливаются. В общем, я решила взять над бабушкой шефство и «выбить» для нее эту квартиру. Но для этого нужно ее возить по всяким учреждениям, документы разные оформлять, в общем – нужно было просто ее желание. А она неожиданно перестала отвечать на звонки, открывать дверь. Сначала я испугалась, что с ней что-то случилось, но потом соседи сказали, что она решила, что я собираюсь у нее отнять комнату. Она не смогла поверить в чужое бескорыстие… Было не обидно, было горько. Ну почему мы думаем, что только в нас самих есть добрые чувства и порывы, а другие люди их лишены начисто, ну вот детали такой не прикручено?

– Андрей, давайте подытожим – что же мы все-таки потеряли, утратили в связи с распадом великой империи CССР?

– У нас есть странное, мифологическое чувство, что мы потеряли какую-то великую страну. Но мы не теряли страны. Это бред какой-то. Она на месте. Вот она, под ногами. Кто не верит – встаньте на землю, пощупайте, поцелуйте. На месте! Родина не потеряна. Потеряна прежняя идеология, но в этом нет ничего страшного, естественный процесс эволюции. Если идеология не подтверждает свою состоятельность в деле улучшения качества жизни людей, рано или поздно, какой бы замечательной эта идеология ни была, она отмирает.

Еще разрушилась социальная структура – система отношений в обществе между различными его слоями, группами и кастами. Да, это случилось. Потеря существенная, но в целом любое общество, переживающее нечто подобное, в конце концов каким-то образом восстанавливает эту систему своих внутренних взаимоотношений, поскольку без нее просто невозможно. Поэтому тут время, время и еще раз время… Мы обожглись на авторитетах, они у нас, так сказать, опростоволосились. И теперь мы никак не можем найти новые авторитеты, всех и вся дискредитируем, подвергаем сомнению любые рецепты и невротично ищем свой собственный путь.

Мы вообще большие любители искания собственного пути, взять хотя бы саму эту концепцию «русской идеи» – чистой воды стремление к индивидуализму. Но при этом нам еще обязательно надо, чтобы эта наша «идея» была Богом осенена, благословлена и желательно еще лично Им и провозглашена. Это уже проявления нашего желания быть коллективистами – объединиться под знаменем чего-то великого и могучего.

В общем, никакой катастрофы со страной не случилось. Идеология, система социальных связей и господствующие авторитеты – это внутренняя структура любого общества, любой культуры. Своего рода лабиринт, по которому мы бегаем – туда-сюда, создавая движение жизни в данном конкретном обществе. А сейчас у нас этот лабиринт (наше светлое советское прошлое) взяли, подняли и убрали насовсем. Осталось чистое пространство… Что делать? Как жить дальше? Одни пытаются бегать по прежним маршрутам. Но путаются, с пути сбиваются, всех клянут… Привыкли: тут коридор, тут поворот, тут закоулок, тут тупик… и вдруг нет ни закоулка, ни тупика, ни выхода. Вот и бегают по открытой площадке как безумные. Другие, ошалев от таких перемен, сели тихо на пятую точку и смотрят по сторонам с изумлением. Таких большинство, кстати сказать. Поэтому и на выборы никто идти не хочет (когда в обществе не сформировано представлений о том, куда нам следует двигаться и зачем, то выборы, конечно, становятся в чистом виде профанацией). Третьи пытаются какой-то новый лабиринт выстроить, но общего плана опять же нет. И потому на первых порах Вавилонская башня получается – одни одно строят (демократию, например), другие – другое (социально ориентированное государство), третьи – третье (номенклатурную бюрократию). Всё вместе не лабиринт, а какая-то каша-мала получается…