Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает - Дэниел Шектер Страница 29

Майкл Андерсон, психолог из Орегонского университета, предположил, что всякий раз, когда мы выборочно извлекаем некоторые воспоминания в ответ на конкретный сигнал – но не на другие сигналы, – происходит подавление невосстановленной информации ^[141]. Если вы проведете приятный вечер, вспоминая о студенческих деньках с давним соседом по комнате, то, может быть, не сумеете вспомнить о других ваших общих впечатлениях, о которых не прозвучало ни слова: они могут уйти в тень под влиянием тех, которые вы обсуждали.

Андерсон предполагает, что эта идея может объяснить одно противоречивое явление: возвращение утраченной памяти о сексуальном насилии, пережитом в детстве ^[142]. 1990-е гг. были омрачены ожесточенными спорами о том, насколько точны травмирующие воспоминания, которые вроде как забывались на годы и десятилетия, чтобы возродиться на сеансах психотерапии или после какого-нибудь послужившего толчком случая. В ранних спорах стороны резко разделились: для одних почти все было правдой, для других – ложью. Раскол сохраняется и по сей день, но в последнее время сошлись на том, что есть и правдивые, и ложные воспоминания о травмах, полученных в детстве, и ученые пытаются описать механизмы, запускающие и те и другие. Ложную память о событиях детства я рассмотрю в пятой главе, когда буду говорить о внушаемости.

Удивительно, но среди тех, над кем, по их словам, надругались в детстве, о насилии чаще забывали тогда, когда насильником был родственник ^[143]. Почему? Андерсон предлагает одно из возможных толкований: когда насилие совершает родитель или опекун, ребенок все еще эмоционально и физически зависит от него и вынужден поддерживать с насильником отношения. Воспоминания о жестоком обращении могут подорвать эту цель, вызвать страх и недоверие, а память о более позитивных отношениях с родителями или опекунами, возможно, помогает адаптироваться. Андерсон предполагает, что ребенку приходится избирательно извлекать из памяти не травмирующие, а положительные воспоминания, связанные с опекуном. Это может задерживать поиск, когда нам нужно извлечь некоторые воспоминания в ответ на конкретный сигнал, в данном случае образ родственника, но не на другие. Остается определить, играет ли роль такая блокировка, когда люди на самом деле забывают, а потом вспоминают о травме, которую им нанес родственник. Но гипотеза правдоподобна и заслуживает эмпирической проверки.

Однако не все случаи забвения жестокого обращения у детей связаны с семьей. Джонатан Шулер, психолог из Питтсбургского университета, тщательно задокументировал случай, когда 30-летний мужчина Дж. Р. разволновался во время просмотра фильма, в котором главный герой борется с воспоминаниями о сексуальном домогательстве ^[144]. Позже вечером у него случилось внезапное и яркое воспоминание о том, как в далеком детстве, когда мальчику было двенадцать лет, его в походе изнасиловал приходской священник. Как понял Шулер, Дж. Р. не думал об этом много лет. «Если бы вы устроили опрос в том кинотеатре, – делился он мыслями, – пока я смотрел тот фильм… если бы вы спросили меня: было ли с вами такое? – я про насилие в детстве… или спросили: может, с кем-то из ваших знакомых случалось подобное? – я совершенно безоговорочно, решительно, без сомнений ответил бы: нет!» Этот случай произошел в 1986 г., еще до взрыва «вернувшихся» воспоминаний в 1990-х: «Я был ошеломлен, мне было так стыдно… вы понимаете… Я вспомнил так ярко, и все же… Я в жизни не слышал про подавленную память».

Почему Дж. Р. так надолго забыл о насилии? Несомненно, эфемерность сыграла свою роль – память, возможно, со временем ослабла, – но яркость воспоминаний предполагает, что одной эфемерностью тут все не объяснить. Память о событии можно блокировать или подавить «направленным забыванием». Эксперименты показали: если испытуемым дают указание забыть о списке только что заученных слов, то позже, во время неожиданного теста на проверку памяти, они вспоминают меньше, нежели в том случае, если их просто просили запомнить список. Роберт Бьорк, психолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, и его коллеги доказали: такие эффекты направленного забывания иногда связаны с определенной формой блокады – «подавлением извлекаемых воспоминаний» ^[145]. Такое подавление можно снять, если столкнуться с мощными сигналами, которые заставляют вновь переживать событие так, как оно переживалось изначально. Возможно, Дж. Р. сознательно пытался избежать травмирующих воспоминаний и долгое время успешно блокировал доступ к ним. Мощные триггеры фильма могли вызвать эмоции, подобные тем, которые он испытывал в то время, и они преодолели подавление.

Такие понятия, как «подавление извлекаемых воспоминаний», неизбежно напоминают о фрейдовской идее вытеснения. Может быть, это подавление – просто синоним давней идеи Фрейда, которую отвергли из-за отсутствия экспериментальной поддержки? ^[146] На самом деле нет. По Фрейду, вытеснение предполагает наличие механизма психологической защиты и неразрывно связано с попытками исключить эмоциональную угрозу из сознания. Но в современных спорах, где участвуют такие теоретики, как Бьорк и Андерсон, подавление воспоминаний – явление гораздо более широкое, и оно применимо как к эмоционально ярким впечатлениям, так и к тем, в которых нет ни намека на чувства.

Тем не менее между современным представлением о подавлении извлекаемых воспоминаний и фрейдовской концепцией вытеснения есть весьма любопытные точки пересечения, связанные с грехом блокады. Линн Майерс и Крис Брюин, клинические психологи Лондонского университета, изучали задержку в извлечении воспоминаний у группы людей, известной как «вытеснители». Они, как правило, утверждают, будто не испытывают ни особой тревоги, ни стресса, даже когда физиологические показатели указывают на сильный эмоциональный отклик: например, человек говорит, что ему не стыдно, но при этом краснеет как рак. «Вытеснители» – это те, кого мы, скорее всего, назвали бы «ушедшими в глухую оборону». Исследования показали, что такие люди склонны вспоминать меньше негативных событий в жизни, чем люди иного психологического склада ^[147].