Спецназ нагваля. К новым орбитам! - Владимир Долохов Страница 27

Опять все подстроено. Хотели Дома оказаться? Вот он. Получите, распишитесь. И живите в этом, если хватит духу.

Мы путешествовали в основном наружу. Миры, космосы, Бездна… А тут – разворот внутрь себя. И там, в глубине тебя, разверзается такая же Бездна.

Из «мастеров спецэффектов» сделали умиротворенных созерцателей, тихих и наполненных пустотой, как серебристая гладь Иссык-Куля в полнолуние 9 августа.

Такого Папу я еще не видел…

Нет, образцово-показательного, благостного Самдаршика из него все равно не получится, не дождетесь! Даже если его нарядить в белые одежды, то это будут семейные трусы, да еще и драные на самом видном месте. И даже если Папу усадить в кресло, покрытое белоснежной тканью, то в самый торжественный момент он громко пукнет или смачно почешется где-нибудь.

Народ, поди, ожидает животрепещущих описаний, как там было круто. А вот фигушки! Не буду про это. Да, был нестерпимый ослепительный свет. Мелькающие галактики, загранные вибрации, чудовищная Сила, тотальный сход с ума. Спецэффектов – годовая норма!

Но фишка в том, что при внешнем буйстве, в самом безумном танце можно сохранять состояние абсолютного нуля внутри. Вот это было совершенно ново и неожиданно. И упрочнялось последние два-три дня.

Низкий поклон всем!

Главному режиссеру т. Аll Ахову, замутившему всю эту Игру, великому и великолепному Иссык-Кулю, могучим горам, таинственной Луне, неожиданному Папе, Курманчику – Каракольскому Капитонычу, Мастеру и Чудику, просветленному раздолбаю, серому кардиналу и обломщику. А также Маринке – нашему чудесному организатору семинара и феста, притихшей Ленуське, сестричкам-хомячкам, зажулькавшим все и вся, что подворачивалось под их ласковые лапки, Последнему из могикан-Волку-Алихану-Телекхану – моему папашке-дервишу, едва не свернувшему мне шею от бешеной любви. Траве Иссык-Куля, генерал-лейтенанту Марусичу, голубой бездне, громадному сияющему и крутящемуся колесу Млечного Пути, которое унесло меня (после первого же вечера зикров, пока все обнимались) в нечеловеческую полосу восприятия, минут на 40, с полной потерей Матрицы. Утесу-космодрому, сияющим, как солнца, глазищам всей честной компании на бесшабашных и тончайших дневных танцах в кинотеатре «Колизей». Запаху полыни, зарослям дикой облепихи, многозвездочному курорту «Земля», неутомимому Ильгизарчику и его бубну, диску «Сердечная медитация», чудесной кухне в лагере Генсека, бесстрашной Танюшке Ноунейм (изумительно написала!), очаровательной Томской Троице ведьмочек, Мастеру Лукьянову, задорному зеленоглазому Оксанчику, настоящему одесситу Саньку-Шурику – неуемному богатырю, Арманчику, с его неповторимой уморительной широченной улыбкой просветленного, Карандашику (как прозвали сестрички Самдарши), с его бородой Карла Маркса, белыми одеждами, степенной походкой, скользящими глазками и с озорной улыбочкой ребенка. Тихой Эдельфее, красноягодной эфедре, лестнице в Небо из 371-й ступеньки, тополькам на пляже, что пронзали нас с Папой неистовыми струями своих соков-энергий. Мусорному баку, объятия с которым вызвали у нас сатори. Горной деревушке просветленных, трактору, Фольксвагену-Транс-портеру, эзотерическому коктейлю «бензин-солярка». Несгибаемо-медитативным участникам двухчасового циркового шоу на автозаправке, с детским любопытством заглядывавшим в заглохший двигатель «Фолькса». Еврогостинице в Караколе, тамошнему Эдему с райскими яблочками, магазину детских игрушек, рощице из колючих деревцев, юртам и вкуснейшему каймаку (домашней сметане), белому креслицу Карандашика, на котором мне довелось повосседать в нарушение субординации, Дому, золотому песку Иссык-Куля, Нулю и Тишине, легендарному Трезубцу и костру, снопами вспыхивающему от твоего дикого танца, Юрику – душе компании, Светику, пыльной дороге, арбузикам и торпедам, пиалушкам и орлиному перу из деревяшки, воткнутому Папой сперва в гриву вождя, а потом в свой зад, бесконечной лунной дорожке, Блистающим Мирам и лепешке сухого коровьего навоза, что я преподнес Папе для поклонения на утренней йоге после памятной ночи. Бешено крутящейся «Шестеренке» танцоров, летящих среди без умия, вокруг которой мы с неотразимой «Синей Панамкой» неслись вскачь, спелым абрикосикам, что народ обдирал, стоя на лавочке возле нашего корпуса. Стебу до коликов в животе, сердцу, бездонному и плавящемуся, волнами сладчайшей мучительной боли набухавшему и расширявшемуся в ничто от «Шри Рам Джей Рам» Рассела Пола и его сестренки. Киргизскому горному меду – концентрату праны, грандиозной панораме, снежным шапкам, красноватым скалам, фантастическим закатам, радуге и облакам, заброшенному кинотеатру, кабальеро Максу, эстетке Жанне из Бишкека, Претти Ом, беседке на краю космодрома, «непрошибаемому» Тривику и его ноутбуку, пышным клумбам, жаркому солнцу и ночному холодку, пыльному коврику, комплексу Героя и позе Шивы, Майе – тончайшей пленке восприятия и замершему на целую вечность призрачному окружающему миру во время йоги в кинотеатре, зефиру «Шармэль» и чаю «Лотус Бриз», балкончику на «Утесе» и ароматной сигаретке. Нечеловеческому ночному заговору, пронизывавшему меня дрожащими нитями, что шелестели голосами сестричек в тоннеле торчков, в конце которого светились едва узнаваемые лица и фигуры Соньки и Ольки. Невозможно пламенному, взрывающему пространство-время, звенящему гиперэкстазом гимну «Суб-бан Аллахи-и!!! Альхам Дулилахи-и-и-ии!!!», тихому и глубочайшему танцу под Луной и с Луной, узору из поглаживаний наших десяти рук, растворяющему тело Изильгарчика…

И всем остальным.

Махаббат [1] … З-зар-раза!