Спецназ нагваля. К новым орбитам! - Владимир Долохов Страница 26

Йогу все последующие дни делали тут же, на Космодроме. Через день на вечерней йоге тело перестало слушаться, земля качалась, как палуба гигантского корабля. Я еще пыталась делать задержки, сидя на коврике, но вскоре качка стала совсем невыносимой. Вдруг из раскрывшегося космического ангара я ощутила дыхание Бездны. Матрица поплыла вместе с ощущением себя в теле, исчезли эмоции, ушел появившийся страх – остался только зов бездны вокруг. Все человеческое во мне пыталось сопротивляться. Я еще пыталась удержаться в хрупкой оболочке своего «Я», но там была лишь черная пустота и невозможность не ответить на зов… После йоги тело двигается с трудом, как будто после удара. Бездна замолчала. Но неотвратимость ответа осталась. Хотелось броситься с утеса на зеркало Иссык-Куля. В какой-то момент даже была уверена, что долечу. Слова, с которыми ко мне обращались соседки по комнате, были лишь хаосом звуков, лишенных какого-либо смысла. Возвращающееся сознание билось, как воробей о стекло, не в силах осмыслить, что произошло.

Утренняя йога возвращала тело к жизни. Теплые струи вливались в ладони, растекаясь по телу огненными потоками. Вибрации перешли на сверхтонкий уровень. Ожившее тело наполнялось силой, огнем и радостью. Даже начавшийся дождь доставлял необъяснимое блаженство возможностью его ощущать. Матрица сложилась в картину невероятной красоты: белые горы вдали, изумрудный Иссык-Куль, желтые, алые, розовые розы, яркие детские рисунки на хозблоке. И все мое существо заполнилось ощущением детской радости нового утра.

На вечерних зикрах Папа вдохнул в тусовку состояние нежности и благодати. Космодром исчез. Мотыльками порхали звезды вокруг абажура луны. Полынный воздух, мерцание Иссык-Куля, мягкие силуэты бархатных гор – все накрылось газовой косынкой волшебной ночи, дарящей ощущение полного растворения и сопричастности с ее древней и великой тайной. На обнимашках каждый, казалось, нес частичку этой благодати и нежности, ручейками вливаясь в теплый струящийся поток. Борода передал мне удивительно тонкое состояние. Сверкающий белый тоннель вознес меня к бархатному небу, рассеивая, как звездную пыль, до полной растворенности в воздухе, запахах, звуках… Потом возникло чувство огромной, почти невыносимой Любви и слияния со всем Миром, от огромных гор до мельчайших песчинок. Я, словно бабочка, порхала среди звездных цветов, становясь серебряным светом, струящимся в ладонях ночи. Весь Мир был Любовь, и Любовь во мне волнами летела в Мир, превращаясь в огромную всепоглощающую волну, которую, казалось, не в силах вместить Мироздание…

Утренняя йога. Полное отсутствие вибраций, ощущение силы и мощи, суровое солнце, четко очерченные горы. Энергия тугими канатами входит в ладони, стопы, позвоночник. Открыты желтые люки, заполненные ослепительным светом. Руки исчезают, как будто я наполовину вне тела. Похвасталась Папе, что меня наконец перестало трясти. Он задумчиво ответил, что не трясет, не трясет, а потом бывает, что и шарахнет.

Вечерняя йога. На небе сгущались тучи, собирался дождь. С первой задержки задрожала земля. Она была как живая и вибрировала, покачивалась, стучала в стопы мелкими толчками, как большое сердце. Тело будто было пронизано проводами и от каждого точка ощущало электрический разряд. В ушах появился гул. Полил дождь, который заставил нас перейти в кинотеатр. Ветер хлопал дверьми, уносил коврики, капли просачивались через дырявую крышу. Но никто не расходился, остановить начавшееся действо было уже невозможно. Начали делать «Сурью» Калабина. Старый кинотеатр превратился в языческий храм стихий.

Наверное, так начинается землетрясение. Стопы горели, пол дрожал упругими сильными толчками. В какой-то момент показалось, что он раскололся, и сквозь трещины начали вылетать куски лавы, обжигая ладони, стопы, промежность. В макушку били молнии, раскаляя позвоночник. Силы всех стихий швыряли тело вверх и в стороны. Наконец Папа почти приказал мне лечь на коврик. Теперь стихии бились над моим телом. Я сделала задержку. Земля разверзлась с грохотом и воем, и эпицентр стихии переместился в промежность огненным ядром, раскалявшимся еще и еще от непрерывных оргазмов. Я ощущала себя на жертвеннике языческого храма, и стихии в бешеном танце хаоса разрывали меня на куски. Я уже перестала ощущать начало и конец оргазмов, слившихся в единый оргазмический взрыв. Менялись цвета, раскладываясь в радужный спектр и вновь соединялись в ярком белом сиянии… Наконец Папин голос вернул меня в старый кинотеатр. Спустилась невероятная тишина. Из храма стихий я вышла совершенно иной.

Йога в последний день. Не помню ни одного движения – их старательно делало тело. Я летела в лучах золотого света над облаками к вершинам золотых гор. В конце услышала, как Папа просил отставить левую ногу. Сначала не могла понять, что такое «левая» и что такое «нога», но наконец поняла, что вернулась.

Фестиваль закончен. Хотя нет грусти, есть огромная радость сопричастности к невероятным состояниям экстаза. Передо мной Москва, впереди еще час до питерского поезда. Я смотрю на собор Василия Блаженного, как на сказочную шкатулку, осыпаемую золотыми искрами начинающегося дождика, и наполняюсь новым, доселе невиданным знанием.