Под тенью Сатурна. Мужские психологические травмы и их исцеление - Джеймс Холлис Страница 22

Я ищу миссис X., чтобы сказать ей: «Я вам не мальчик. Относитесь ко мне как к мужчине».

(Когда Норману приснился этот сон, Кейт Бийяр был высококлассным защитником любимой футбольной команды Нормана «Филадельфия Иглс»).

Сон рассказывает обо всем. Он повествует о затянувшемся подростковом состоянии Нормана, совершенно не похожем на состояние зрелого мужчины [38]. Содержание сновидения раскрывает его жизненную ситуацию. Образ кинотеатра во сне предполагает наличие спроецированной внутренней драмы, связанной с его внутренней работой над укреплением своей маскулинности; при этом существует проблема с машиной, символизирующей динамические процессы, происходящие в его психике. Во время просмотра фильма он получает травму. Перед началом терапии Норман не имел ни малейшего представления о ритуалах перехода, однако его психика «знает» о них на архетипическом уровне, так как участвовала в процессе первичного развития человека. Он не имел сознательного представления о травматическом ритуальном воздействии, о том, что иногда реальное выбивание зуба символизирует принесение в жертву зависимости от матери. Наряду с тем, что мать всячески препятствовала психологическому отделению от нее Нормана, его собственная пассивность тоже тормозила его личностный рост. В сновидении он хочет добиться ее симпатии, ее сочувствия, ее обращения «мой бедный мальчик». Вместе с тем его расщепленная психика стремится показать «Кейту Бийяру» зуб, что, с учетом его индивидуальности и среды, в которой он вырос, означает: психика связывает с образом этого атлета воплощение мужской энергии, которая могла бы помочь Норману победить свое влечение к потустороннему миру.

В содержании сновидения не отражен образ отца Нормана, но мужская энергия, которой так не хватает Норману и в подпитке которой он так нуждается, воплощается в образе футболиста. Однако амбивалентность все-таки преобладает, ибо в третьей части сна он ищет поддержки у миссис X. (это соседка, которая, по мнению Нормана, понимала и поддерживала его больше, чем родная мать). Таким образом, сновидение не свидетельствует о разрыве. И в конце его Норман по-прежнему ожидает одобрения от пожилой женщины.

Эту регрессивную тенденцию можно найти у всех мужчин, но в данном случае патология возникает из-за практически полного отсутствия позитивной маскулинной энергии в личной истории Нормана. Когда такая энергия существует, она поддерживает модель мужского поведения И создает противовес регрессивному влечению материнского комплекса. Это объясняет, почему Норман считал период работы плечом к плечу со своим дядей лучшим временем в своей жизни. Вместе с тем даже этот проблеск зрелости был подавлен мощными энергиями комплекса и нарушениями в деятельности нервной системы Нормана [39].

Из-за отсутствия переходных ритуалов и старейшин племени подобное психическое состояние характерно для многих современных мужчин. Ожидается, что они станут взрослыми, познают себя, будут поддерживать культуру сообщества и полностью соответствовать своей мужской идентичности. Пожилой мужчина-психотерапевт может чем-то помочь, создавая атмосферу поддержки и одобрения, но посещения терапевта раз в неделю вряд ли будет достаточно, и совершенно точно, что на таких сессиях не будет атмосферы нуминозности, характерной для традиционных переходных ритуалов. Так, например, При том, что терапия может быть поддерживающей и конструктивной, она не включает в себя присущих ритуалам смерти и возрождения, а также раскачивания на крюках человека, подвешенного за грудные мышцы. Никаких экстатических видений, только беседа. Такая беседа необходима, она оказывает исцеляющее воздействие, но для этого тоже нужно время.

Норман в конце концов стал проводить все меньше времени с родителями, соответственно уровень их доминирования и воздействия их родительских комплексов постепенно снижался. Он стал жить отдельно от родителей и сам зарабатывал себе на жизнь. Но так как он не прошел через процесс инициации, психологически у него, по существу, сохранялась характерная для нашего времени мужская травма.

Выбитый зуб в сновидении Нормана символизирует необходимость пожертвовать комфортными условиями жизни и требование пойти на лишения, связанные с внутренним странствием. Эта жертва является самым значительным мифологическим мотивом, архетипическим паттерном, который требует от чего-то отказаться, чтобы что-то приобрести. Детская зависимость должна остаться в прошлом ради обретения мужчиной самообладания и возможностей творческой реализации. Стремление к безмятежному существованию приходится отодвинуть в сторону ради зрелого отношения к ответственности. Такие изменения не только ускоряют осознание, но и формируют определенный способ выбора. Личностное развитие необходимо для всех, но не всем оно оказывается по плечу. Травма, нанесенная во время совершения ритуала инициации, становится прообразом последующего травмирующего воздействия внешнего мира. Покидая детский сад, ребенок не только грустит, ощущая утрату безопасного крова, но и интуитивно чувствует, что мир, в который он вступает, гораздо более сложен и опасен. Насколько ему естественно бояться этого мира, настолько же ему необходимо в него войти, если он уже заявил, что стал взрослым.

В подростковом возрасте, несмотря на недовольство родителей, я в старших классах школы, а потом и в колледже играл в футбол. На первой же тренировке у меня сломался ноготь. Я ушел с поля и стоял за линией, испытывая боль и жалость к себе. В это время ко мне подошел центральный защитник и сказал то, что запомнилось мне навсегда: «Если ты не сможешь перетерпеть это, то не сможешь вытерпеть и все, что будет потом. Дальше будет еще хуже». В тот момент я почувствовал нечто напоминающее мужскую любовь, дружеское ободрение. Он с легкостью мог меня пристыдить, как часто поступают мужчины по отношению друг к другу, но в его тоне ощущались поддержка и ободрение. Хотя я был довольно мал для командного футбола, мне очень захотелось играть. И при этом я не мог объяснить, почему именно.

Спустя годы мотивы этого желания стали мне понятны. Я боялся, что меня искалечат здоровые парни. Но страх перед возможным отлучением от футбола оказался сильнее, чем смертельный страх добровольно выйти на поле. Произошла гиперкомпенсация страха. Каждую пятницу меня сковывала вызванная страхом боль в животе, но при этом я шел на поле и не пропустил ни одной тренировки и ни одной игры. Как троянский Гектор, я больше боялся испугаться, чем испытать боль. Когда в конце своего первого сезона я сломал указательный палец, то почувствовал, что одержал символическую победу, словно получил красный бант за мужество, не меньше. Бессознательно я испытывал потребность в мужском контакте: сталкиваться головами с другими парнями, вместе с ними шутить и горевать, если с кем-то приходилось расставаться. Моя психика влекла меня туда, где я мог потеть, толкаться и испытывать страх, как во время переходного ритуала. В то время ни мои родители, ни я сам не могли понять, что футбол оказался единственным доступным для меня средством испытаний в тот период жизни, лишенный влияния мифологии. Футбол оказался единственным средством удовлетворения всех моих потребностей: в символической травме, в воссоединении с коллективной маскулинной энергией и в товариществе, а также в переходном ритуале от детства к зрелости и ограничении влияния материнского комплекса.