Радость, гадость и обед - Хел Херцог Страница 17

Изучая причудливые пути морали в человеческом мышлении, исследователи зачастую просят людей сказать, как бы те повели себя в той или иной гипотетической ситуации. Один из самых распространенных сценариев этого рода называется «сломанная вагонетка». Ниже приведены оригинальные варианты. Как поступили бы вы?

Вариант i. У вагонетки отказали тормоза, и она несется по путям на пятерых людей. Вы можете спасти их — достаточно лишь повернуть выключатель, и вагонетка поедет по другим путям, на которых стоит всего один человек. Если вы повернете выключатель, этот человек умрет. Допустимо повернуть на другой путь и спасти пятерых человек ценой жизни одного?

Вариант 2. Вагонетка с неисправными тормозами катится на пятерых людей. Вы стоите на пешеходном мосту над путями. Рядом с вами стоит крупный мужчина. Если вы столкнете его под колеса вагонетки, пятеро будут спасены. Допустимо ли это?

Если вы принадлежите к большинству, ваши решения в этих ситуациях будут разными. В первом варианте до% опрошенных отвечают «да» — да, едущий в вагонетке должен повернуть выключатель, чтобы вагонетка поехала по другим путям и погиб один человек, а не пятеро. Но во втором варианте только 10 % считают, что столкнуть толстяка на рельсы будет правильно.

Почему люди, как правило, принимают такие разные решения в этих двух ситуациях? В конце-то концов итог тот же: один погибнет, пятеро спасутся. Я предложил обе задачки с вагонеткой одному из самых высокоморальных людей, какие мне только известны, — своей жене. И решение Мэри Джин ничем не отличалось от решения большинства. Однако когда я попросил ее обосновать сказанное, все свелось к интуиции. Жена сказала, что столкнуть человека с моста — это совсем не то же самое, что повернуть выключатель ради чьего-то спасения. Но почему? Невролог Джошуа Грин проследил за тем, что происходило в мозгу опрашиваемых в момент принятия решения, и обнаружил, что вариант проблемы с непосредственным участием (столкнуть толстяка с моста) задействует те участки мозга, которые работают с эмоциями; вариант же с опосредованным участием (повернуть выключатель) такого отклика не вызывает.

Психолог из университета Калифорнии Риверсайд по имени Льюис Петринович воспользовался задачей о неисправной вагонетке для того, чтобы выяснить, изменятся ли решения морального плана в случае, если интересы человека будут напрямую противопоставлены интересам представителей другого вида. Вот два сценария из тех, которыми пользовался он.

Вариант 3. Вагонетка со сломанными тормозами мчится на пятерых последних в мире горных горилл. Вы можете повернуть выключатель и направить вагонетку на 25-летнего мужчину. Допустимо ли это?

Вариант 4. Вагонетка несется на незнакомого вам человека. Но вы можете повернуть выключатель, и тогда вагонетка задавит вашу собаку. Допустимо ли это?

В обоих случаях Мэри Джин спасла человека, пожертвовав животным, даже когда ей гипотетически пришлось бы убить нашего чудесного лабрадор-ретривера Цали, которого мы тогда держали. То же самое решение принял я. И вы, вероятно, тоже. Петринович обнаружил, что практически все в такой ситуации спасают человека и жертвуют животным. То же самое происходит и в других частях света. По сути, все этические принципы, которые Петринович изучал с помощью самых разных задач с вагонеткой, сводятся к единой мощной моральной установке: «Спасать следует прежде всего человека».

Директор гарвардской лаборатории когнитивной эволюции Марк Хаузер также пользуется гипотетическими сценариями для изучения моральных аспектов нашего мышления. (Вы можете принять участие в этих исследованиях, пройдя онлайн-тест, посвященный моральным установкам, по адресу http://moral.wjh.harvard. edu.) Хаузер привнес кое-что интересное в задачу о выборе между человеком и животным:

Вариант 5. Вы снова прогуливаетесь по мосту над железной дорогой и видите несущуюся по путям вагонетку. На ее пути находятся пять шимпанзе. Рядом с вами на мосту — это гипотетическая задача о морали! — стоит очень крупный шимпанзе. Единственный способ спасти пятерых обезьян заключается в том, чтобы столкнуть под колеса этого здоровяка. Допустимо ли это?

В этом случае большинство опрошенных отвечают — да, нужно пожертвовать одной обезьяной ради спасения пятерых. Но почему же тогда в классическом втором варианте задачи с вагонеткой большинство людей заявило, что недопустимо толкать под колеса одного человека, чтобы спасти пятерых других в совершенно аналогичной ситуации? Логично было бы принять в обеих ситуациях одинаковое решение — ан нет. Когда мы разбираем моральную проблему, касающуюся животных, интуиция подсказывает нам совсем иные решения.

Впрочем, не все согласны с тем, что у нас есть встроенная моральная программа, ставящая интересы человека превыше интересов всех прочих видов. Зоолог из Корнелла Гарри Грин сказал, что однажды выложил 4 тысячи за неотложную ветеринарную помощь для своего желтого лабрадора Райли — «такую собаку встречаешь только раз в жизни». Гарри просто отдал ветеринару свою «Визу» и сказал: «Спасите мне собаку». И не испытал ни тени угрызений совести оттого, что потратил эти деньги на спасение Райли, а не на помощь голодающим детям Африки.

Разумеется, Гарри не единственный человек, готовый платить за спасение жизни своего четвероногого приятеля. Каждый год американцы тратят на своих питомцев деньги, на которые можно было бы дать образование в колледже 350 тысяч нуждающимся школьникам или, если вам так больше нравится, выплачивать зарплату 80 тысячам патрульным полицейским. Как так получается? В своей неоднозначной книге «Мы и они: чувство идентичности» Дэвид Берреби пишет, что человек от природы склонен делить социальный мир вокруг себя на две категории: «мы» и «они». На протяжении всей человеческой истории животные, не будучи людьми, входили в категорию «они», и отношение к ним было соответствующее. Но те времена давно прошли. В результате массовой миграции из деревень в города менее 2 % американцев живут на фермах, и все мы реже, чем когда-либо, имеем дело с животными и с дикой природой. Забавно, впрочем, — как замечает историк университета Колумбии Ричард Булье, — что чем дальше от нас оказываются животные, дающие нам еду, одежду и кров, тем теснее мы сближаемся со своими домашними питомцами. Мы стали есть больше мяса животных — и стали ощущать больше вины, стыда и отвращения к тому, как мы обращаемся с животными, которых в конце концов съедаем. Иными словами, мы расплачиваемся моральными проблемами за то, что перевели животных из категории «они» в категорию «мы».