По ту сторону жизни - Александр Чиненков Страница 94

Дон Диего и Быстрицкий чувствовали себя неуютно, когда по пути в комендатуру солдаты тыкали их в спины стволами винтовок.

У входа в здание немолодой фельдфебель приказал:

— Лицами к стене и не двигаться!

— Вы почему так себя ведёте? — попробовал возмутиться Владимир Александрович. — Мы не какие-нибудь преступники! Мы…

Его ударили прикладом между лопаток, и он едва устоял на подкосившихся ногах.

— Молчи, ни слова! — поддержав его от падения, прошептал в ухо дон Диего. — Если нас вдруг убьют солдаты, им за это ничего не будет.

— Молчать! — рявкнул вдруг вышедший из комендатуры унтер-офицер. Он с разворота ударил кулаком в область печени Быстрицкого, и тот с мучительным стоном повалился на дона Диего.

Орудуя прикладами, пинками и затрещинами, полицейские затолкали дона Диего и Быстрицкого в здание комендатуры. Их поставили перед приземистым господином в штатском. Сзади него толпились вооружённые полицейские и офицер. Господин в штатском поочерёдно осмотрел арестованных:

— Сейчас оформим ваше задержание. Шуметь, протестовать, задавать вопросы не советую и запрещаю!

В этот момент с улицы завели ещё пятнадцать человек, выстроили в ряд и обыскали.

— Я иностранец, — заговорил Быстрицкий с волнением. — Мой арест — это ошибка! Я гость оберштурмбаннфюрера Ганса Бюхера!

Господин в штатском ленивым движением руки оттолкнул его к противоположной стене.

— Заткни пасть, — сказал он. — Жди, пока до тебя дойдёт очередь.

После обыска задержанных выстроили у стены.

— Чего от нас хотят? — шепнул дон Диего стоявшему рядом мужчине по-немецки.

— Тс-с… тише, — ответил тот шёпотом и отодвинулся от него.

Быстрицкий, видимо, на что-то надеясь, торопливо сделал шаг в сторону господина в штатском.

— Господин инспектор, — заговорил он взволнованно. — Я иностранец, мои документы в порядке, и… Я только что от оберштурмбаннфюрера Ганса Бюхера. Я…

— Я знаю, откуда вы, — нахмурил лоб господин в штатском. — Кто вы, мне тоже известно.

— Но-о-о… я ничего не совершил! — занервничал Быстрицкий.

— Все так говорят, — ухмыльнулся инспектор.

— Но-о-о… штурмбаннфюрер только отложил переговоры с нами на следующий день, на завтра. Мы с господином де Беррио…

— Говорите только за себя. С доном Диего мы отдельно побеседуем.

— Нет, я скажу за обоих! — возмутился Быстрицкий. — Мы не уголовники и не военнопленные. Я требую, чтобы относились к нам как к гостям вашего государства!

— Вы пытаетесь давить на меня? — округлил глаза инспектор.

— Я собираюсь на вас жаловаться! — огрызнулся Быстрицкий. — Я… — встретившись с суровым взглядом офицера, он осёкся и замолчал.

Инспектор посмотрел на дона Диего, стоявшего молча в стороне, и поманил его пальцем.

— Ступай за мной!

Помещение, в которое они вошли, мало походило на кабинет и больше напоминало бойцовский зал.

— Что ж, я готов выслушать все ваши жалобы и претензии, — сказал инспектор, усаживаясь на единственный стул.

Дон Диего, почувствовав опасность, натянуто улыбнулся.

— Отнюдь, ни жалоб, ни претензий я не имею, — сказал он. — Меня всё устраивает, и я готов безропотно дожидаться своей участи….

Инспектор закурил и поинтересовался:

— Следует понимать, что вы не протестуете против своего задержания?

— Нет-нет, ни в коем случае, — поспешил с заверениями дон Диего. — Мне бы хотелось только побыстрее избежать всех унизительных процедур и попасть в камеру.

— А что, это твоё желание вполне выполнимо, — усмехнулся инспектор. — Вы не задержаны и не арестованы, вы заложники! До тех пор, пока в порту будут разгружать ваши танкеры, вы будете находиться «в гостях» у гестапо!

— Хорошо, — улыбнулся дон Диего. — Для меня вполне приемлемы данные меры предосторожности!

— Вот и радуйтесь, что содержаться будете здесь, а не в концлагере, — хмыкнул инспектор. — Отсюда у вас есть ещё шанс выйти, а оттуда никогда!

* * *

Дона Диего и Быстрицкого посадили в довольно приличную камеру, выдали одеяла и даже чистые простыни. Долгое время они лежали молча, разговор не клеился. Остаток дня и всю ночь из соседних камер слышались крики и стоны.

Задремавший после полуночи Быстрицкий сразу же вскочил на ноги, когда из коридора донёсся душераздирающий вопль.

— Господи, да чего же там с ним делают?! — воскликнул он, сотрясаясь от страха. — Я даже предположить боюсь, что сделают с нами, если всё пойдёт не так, как мы рассчитывали.

— Всё идёт так, как и должно быть, — сказал дон Диего, переворачиваясь на бок. — Все эти вопли звучат для того, чтобы запугать нас. Немцы не верят в нашу добровольную акцию и стараются деморализовать нас.

— Это вы так считаете, а я иначе, — возразил Быстрицкий. — Как только немцы выгрузят нефть из танкеров, нас повесят или расстреляют! Кстати, и когда вы только выдумали эту чушь про обмен нефти на военнопленных?

— Да так, в голову пришло, — усмехнулся дон Диего. — Я тебе и не говорил про неё, чтобы ты не посчитал меня сумасшедшим.

— Да, вы говорили мне о других причинах, на которых строили свой план.

— Причины были другие, но я вынужден был их поменять по вдруг открывшимся обстоятельствам, — усмехнулся дон Диего. — Но ты, как мне помнится, собирался привести танкеры в Германию? Так вот они! Я, можно сказать, исполнил желание вашей шайки «патриотов» и всё.