Заклятие Лусии де Реаль - Иван Головня Страница 9

Минуло четыре дня, как пираты Говарда Хейвуда захватили испанский галеон «Сан Антонио», а вместе с ним – две бочки с золотыми эскудо и дублонами и еще три бочки серебряных песо и реалов, а также множество драгоценностей, отнятых у пассажиров.

Авторитет капитана Хейвуда, с которым почти перестала считаться команда, после этого возрос до такой степени, что теперь каждый его приказ ловился на лету и выполнялся с невиданным ранее рвением.

Уже на следующий день пираты, сгораемые от нетерпения почувствовать себя богачами, собрались на сходку и потребовали тут же, немедленно приступить к дележу попавших в их руки сокровищ.

Но против немедленного дележа решительно выступил капитан. Свое несогласие с требованием команды он мотивировал тем, что сейчас надо думать не о дележе, а о том, как поскорее и подальше убраться из этих мест: испанцы наверняка уже организовали погоню. А это значит, что задерживаться им нельзя и на час. Добычу же они поделить еще успеют – никуда она не денется. И сделать это лучше всего в спокойной обстановке, когда судно будет отстаиваться в каком-нибудь порту или бухте. Тогда все члены команды смогут присутствовать при этой приятной процедуре. Только в таком случае ни у кого не будет нареканий на обман и несправедливость со стороны товарищей. Доводы были вескими и обоснованными, и пиратам ничего не оставалось, как согласиться.

Впрочем, призывая пиратов не спешить с дележом награбленного, Хейвуд думал не столько о команде, сколько о себе. О себе – в первую голову. Он надеялся, что рано или поздно ему подвернется случай обвести команду вокруг пальца и единолично завладеть если не всей добычей, то хотя бы ее большей частью.

Но пираты о неблаговидных замыслах капитана ничего не знали, и потому каждый из них, даже кок Рэндалл, этот одноглазый плюгавый старикашка, служивший мишенью для постоянных насмешек, чувствовал себя по меньшей мере крезом.

Здесь следует сделать отступление и заметить, что есть категория людей, которые, обладай они даже несметными сокровищами, не будут чувствовать себя богачами до тех пор, пока не начнут тратить свои богатства. К такой категории людей принадлежала большая часть пиратов, захвативших «Сан Антонио». Они просто сгорали от нетерпения как можно скорее попасть на сушу и там ощутить все прелести разгульной жизни.

Именно поэтому тогда же, на сходке, было решено податься в Морион. Этот порт был выбран пиратами неспроста. Во-первых, Морион лежал в стороне от проторенных морских дорог, и его редко навещали испанцы. Во-вторых, и это было главным, в этом городе, пристанище морских разбойников и закоренелых контрабандистов, торгашей с сомнительной репутацией и девиц легкого поведения, где день и ночь кипела бойкая торговля, лились реки вина, не прекращалась карточная игра и огромные деньги то и дело переходили из рук в руки, где едва ли не каждый второй дом был если не кабаком, то пристанищем жриц любви, можно было в одну ночь спустить целое состояние. В этом городе только то и делали, что пили до беспамятства, жестоко дрались, не моргнув глазом убивали, напропалую развратничали, грабили, воровали, вымогали, надували.

Вот в этот-то Морион и несся под всеми парусами «Сан Антонио», рассекая своим острым форштевнем тихие воды Атлантики.

Киттинг заметил появившегося на палубе Хейвуда и, ткнув подзорной трубой в сторону запада, где огромный, червонного золота диск солнца медленно опускался в растянувшуюся над горизонтом сизую тучу, озабоченно покачал головой:

– Не нравится мне этот закат, сэр. Нехороший закат, прямо скажем.

– Закат и в самом деле нехороший, – согласился со своим помощником капитан. – Сколько нам еще плыть?

– До Мориона не больше полтораста миль.

– Значит, завтра после полудня будем на месте.

– Если не изменится ветер, – обронил Киттинг. В его голосе слышалась скрытая тревога.

– Не должен, – счел нужным успокоить помощника Хейвуд. – Ветер ровный, хороший. Даст бог, доберемся до Мориона благополучно, а там нам и сам дьявол не брат.

– Дай-то бог, – пробормотал Киттинг.

Опасения помощника капитана оказались пророческими.

Утро следующего дня, когда галеон был уже в Патосском море и далеко на горизонте показалось медленно всплывавшее из морской пучины ослепительно-яркое солнце, ветер как-то незаметно утих. Паруса «Сан Антонио» обвисли, и резво бежавший до этого галеон пополз со скоростью черепахи. А когда можно было уже невооруженным глазом различить зубчатые вершины хребта Тангерин – это означало, что до Мориона оставалось не больше восьмидесяти миль ходу, – внезапно разразился шторм.