Стезя. Жизненные перипетии - Глеб Тригорин Страница 8

– Здравствуйте, Николай Васильевич. Как ваше самочувствие?

Внимательно оглядев его, старик негромко ответил:

– Какое у меня может быть самочувствие, паренёк? Здоровья и прилагающего к нему самочувствия у меня уже давно нет. Так, оболочка и осталась. Скоро уже. Недолго теперь ждать осталось.

Переминаясь с ноги на ногу, Сергей не знал как продолжить разговор. Улыбнувшись, ветеран продолжил:

– Ну что ты мнёшься как девка, садись, раз пришёл. Только что-то не припомню я тебя, может – забыл. Ты уж извини старика, всё-таки девятый десяток.

– Ничего, ничего, я постою. Да Николай Васильевич, вы меня не знаете. Я сам пришёл. Вчера увидел по телевизору и пришёл, – торопливо проговорил Сергей.

Старик пристально посмотрел на юношу. Приподнявшись, указал рукой на стул:

– Садись. В ногах правды нет.

Сергей сел. Опустив глаза вниз, он нервно теребил свою шапочку. Немного помолчав, заговорил:

– Да понимаете, не мог я не прийти к вам. Какой-то внутренний голос что ли.

– Ну, пришёл, молодец, спасибо. Я тоже, когда был таким как ты, старикам помогал. Тимуровцы мы были. Слыхал про такое?

– Да слышал.

– Только сейчас всё по-другому, даже говорить не хочу.

Оба замолчали. Старик, прикрыв глаза, о чём-то задумался. Сергей, теребя шапку, сидел рядом. Прошло минуты две, и он поднялся:

– Ну, я пойду, – тихо сказал он.

Старик, не открывая глаз, кивнул головой. Дойдя до двери, парень повернулся:

– Дед, я ещё приду к тебе.

Прошло несколько дней. Старика выписали из больницы и отправили домой. Сергей чувствовал, что его тянуло к этому истощённому больному человеку. Что-то неуловимое, родное было скрыто за этим тщедушным измождённым телом. Природа не обидела и не поскупилась на Сергея. Он был крепкий, можно даже сказать атлетически сложенный молодой человек. И не мудрено, годы упорных тренировок, соревнования сделали из него настоящего силача. Через неделю, он поехал к Николаю Васильевичу. Дом, где жил ветеран, был старый, обветшалый. Найдя нужный подъезд, Сергей быстро поднялся по лестнице. Подойдя к двери, остановился. Потоптавшись в нерешительности, позвонил. Прошло несколько минут. За дверью послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. Увидев знакомого парнишку, дед улыбнулся:

– А-а, нашёл старика, ну, проходи, гостем будешь.

– Здравствуйте, Николай Васильевич, вот тут фрукты и всякое такое, кушайте, поправляйтесь, – поставив на стол пакеты, заговорил Сергей.

Сев на стул, старик с улыбкой посмотрел на парня:

– Спасибо, Серёжа. Да оно мне уже и не к чему. Чую, уж немного осталось.

– Николай Васильевич, да поживёте ещё. Врачи ведь сказали…

– Мало ли что они говорят. Ты вот что мне скажи: давно ты в это РОА записался?

– Да с год уже будет.

– Так… А откуда эта армия хоть знаешь?

– Знаю. Теорию мы изучаем. Генерал Власов. Вы не думайте, у нас это поставлено хорошо, история ВКПб, НСДАП.

– Значит, и фашистскую партию изучаете?

– Вы не думайте, Николая Васильевич, что мы предатели какие. Немцы хорошо придумали «фашизм». Как говорит один мой знакомый Феликс: эта такая дубина, которая пригодится в трудную годину от всяких лохов отмахиваться. Я так понимаю: сам не сделаешь – никто за тебя это дерьмо не уберёт.

– Так, так… Вот оно как. А видел я вашего генерала вот как тебя, в сорок первом, когда из окружения выходили.

Старик, опустив голову, нахмурил брови. Немного помолчав, он ровным голосом заговорил:

– Дубина говоришь. Конечно, дубина – это хорошо. Был один такой борзый, тоже всё размахивал дубинкой, пока не треснули его по башке, и не выбили всю эту блажь вместе с мозгами его куриными.

Немного подумав, старик посмотрел на Сергея:

– Пойми, Серёжа, на любое действие всегда будет противодействие. И ещё неизвестно: кому достанется больше. Махать дубинкой – дело не хитрое. А как шарабахнет она тебя же по затылку? Как? Больно? То-то, дубину в умелых руках держать надо.

– Кстати, Николай Васильевич, я ведь не из РОА.

– А откуда же? – приподняв брови, с притворным волнением стараясь быть более деликатным и сдержанным, спросил старик.

Сергей, чувствуя неприязненное, презрительное отношение старика к себе смущённо проговорил:

– У нас нет ничего общего с этими перебежчиками. Мы – РОНА, 29 гренадёрская дивизия.

– Даже так! Бравые гренадёры. А усы же где? Не к лицу это таким ребятушкам, да без усов. Фюрер, небось, засмеёт, заругает. У него вон ведь какие усы были, не чета вам, на зависть всем.

– Зря вы так, Николай Васильевич. У нас всё серьёзно. По всем правилам военного дела.

– Ух ты! И дивизия уже полностью укомплектована.

– Да нет. До дивизии ещё далеко.

– А что полк, бригада?

– Ну, с роту, может, наберётся.

Разговор оборвался. Старик нахмурившись, облокотился на стол. Сергей смущённый и потерянный сидел рядом. Вскоре старик заговорил:

– Вот смотрю я на тебя Серёжа, молодой ты, глупый. Сила есть, как говорится, а ума нет. Просто обидно становится. Попадёшь в какую-нибудь переделку и пропадешь зря, даром. И никому ведь дела нет. Как живёте вы, к чему стремитесь? А Сталин – плохой, Ленин – плохой. Да-а.

Яркие огни ночного города, словно взбесившись, старались перещеголять друг друга. Реклама, иллюминация так и лезла в глаза, не заботясь ни о каких приличиях и такте. Разноцветные витрины, билборды, шик и блеск дорогих автомобилей, аляпистые, разодетые чёрт знает во что полуголые девицы вдоль дороги назойливо вертелись перед глазами, раздражая и действуя на нервы. Вглядываясь в суматоху за окном, Сергей старался отвлечься от невесёлых дум, но образ измождённого, полумёртвого старика неотступно следовал за ним, немым укором напоминая: Совесть. Должна быть совесть.

– Скажи мне Серёжа, – как сквозь сон вновь донёсся голос старика, – у человека должна быть Родина?

Немного подумав, Сергей неуверенно ответил:

– Конечно. Ведь без Родины нельзя. Как это, я не пойму?

– Ну, а Родина у человека бывает одна, или её можно поделить на части?

Разраженный нелепым вопросом старика и его безапелляционным тоном, он недовольно ответил:

– Как это поделить на части? Я не пойму к чему вы клоните?

– А к тому и клоню, дорогой мой, что бывают в жизни моменты, когда тебе надо будет ответить на этот жёсткий и неприятный вопрос: Родина – сын я для тебя, или так – турист.

Сергей вновь поднял глаза и посмотрел в окно. Бесчисленная вереница автомобилей, сплошным потоком струилась вокруг, сверкая и переливаясь в огнях ночного города. Всё это напоминало жизнь какого-то гигантского муравейника, а точнее термитника. Всё в этом громадном организме было подчинено одному неумолимому владыке, который безжалостной, властной рукой управлял всем.