Орли, сын Орлика - Тимур Литовченко Страница 8

– Ну, разумеется, – Ле-Клерк вздохнул с сочувствующим видом. – Заработаешь ревматизм в этакой сырости конечно же…

– Это тебя не касается, дохтур, – пробурчал следователь, но уже без всякой насмешливости или презрительности.

– А хотите помогу?

– Я тебя, жабоеда, спросил, кажется…

– Нет, правда-правда, помогу!

– Послушай-ка, ты!

Впрочем, следователь хорошо понимал, что плохого врача к царственной особе и на пушечный выстрел не допустят. Поэтому после столь привлекательного предложения мастера своего дела кричать на него… как-то, знаете, не к лицу… Даже прирожденному хаму.

– Итак, дохтур, я тебя в последний раз по-хорошему спрашиваю: к какой масонской ложе ты приписан? Отвечай честно и откровенно, словно своему духовному отцу. И по-хорошему, иначе я возьмусь за тебя по-плохому…

– Не принадлежу ни к одной.

– Искренне тебе советую, жабоед!

– Да я же искренне повторяю: я не принадлежу ни к одной тайной ложе вольных каменщиков.

Пару-тройку минут помолчали, потом следователь спросил:

– Ты хорошо подумал?

– Конечно.

– Ну так как же?

– Что именно?

– То, о чем спрашиваю: масон ты, жабоед, или нет?!

– Я же сказал…

– А ты еще, еще раз повтори, дохтур.

– Зачем?

– Потому что я так приказываю.

– Я уже ответил…

– Повтори, жабоед.

– Понятно и недвусмысленно…

– Я не расслышал.

– Разве?

– Оглох вдруг, знаешь… На один-единственный миг.

– Я не принадлежу ни к одной тайной ложе вольных каменщиков.

– Так-таки ни к одной?

– Абсолютно.

Снова помолчали.

– Не передумал?

Ле-Клерк зажмурился и глубоко вздохнул. Будто не понимая, к чему клонит следователь, врач сказал по возможности спокойнее:

– Послушайте…

– Так что, сознаешься в конце концов?

– Послушайте, уважаемый, если я не успею своевременно заказать все необходимые компоненты для лекарства ее императорского величества…

– А мне, знаешь, не нужно, чтобы какой-то там жабоед отравил ее императорское величество Елизавету Петровну, дочь нашего славного императора Петра Великого! Ты меня хорошо понял?!

– С чего это вы взяли, что я собираюсь отравить ее императорское величество?! Что за чушь?!

– Потому что ты, жабоед – проклятый масон. Масон и прусский шпион.

– Но ведь это идиотизм!

– Эй, дохтур! Легче, легче!

– Полнейшая глупость – вот что такое ваше предположение!

– Я т-тебе!..

– Так что, вы и далее будете оставлять ее императорское величество без лекарства? Значит, пусть ее императорское величество и дальше страдает от мигрени? ^[1]

Они уже в который раз скрестили взгляды. В подвале воцарилась напряженная тишина, только время от времени потрескивал свечной фитиль.

– Едва лишь вернусь ко двору, сразу же доложу ее императорскому величеству, кто именно заставил меня задержаться. Воображаю, как разгневается высокородная Елизавета Петровна…

Здесь следователь наконец опустил глаза, резко выдохнул и вытер рукавом вмиг вспотевший лоб. Ле-Клерк в душе обрадовался: значит, он таки победил этого негодяя!

– Повезло тебе, дохтур, что нет сейчас в Санкт-Петербурге графа Бестужева, – процедил пренебрежительно следователь. – Он бы уж точно…

– Если хотите знать мое мнение, то с графом Бестужевым-Рюминым ваше ведомство явно перестаралось, – ехидно улыбнулся врач.

– Ты откуда знаешь? – насторожил уши следователь.

– Ведь, насколько мне известно, окончательно доказать факт прусского масонства графа Бестужева-Рюмина так и не удалось.

– Это ты от своих побратимов узнал, от вольных каменщиков?

– Да оставьте вы! Пс-с-с! – Ле-Клерк презрительно выпустил воздух сквозь сцепленные зубы.

– Так откуда?

– От светлейшего господина Разумовского, ясное дело! Вы же знаете, что я был его личным врачом, на протяжении пяти последних лет проживал в его имении, что в малороссийском поселке Батурине. А уже потом именно он дал рекомендацию ее императорскому величеству.

– То есть это от господина Кирилла Разумовского…

– Естественно, от него.

– А может, ты все-таки прусский масон? А, дохтур?

– Я все-таки француз, прошу не забывать! – с достоинством ответил врач.

– Это ничего не означает. Франция и Пруссия слишком долго были симпатиками, поэтому вполне возможно…

– Но сейчас Франция воюет против Пруссии вместе с Россией! И неужели вы думаете, что, проведя рядом с его светлостью Кириллом Разумовским целых пять лет…

– Хорошо.

Ле-Клерк решил, что допрос наконец-то завершен, но следователь наклонился в сторону, покопался там и бросил на стол несколько бумажек, которые в мерцающем сиянии одинокой свечки казались желтовато-блеклыми.

– Это мы отобрали у тебя, когда задержали. Твои это бумажки, жабоед?

– Да, мои.

– Ты не возражаешь?

– Разумеется, нет.

– А теперь сознавайся честно: что это такое?

– Как это – что?! – искренне изумился врач. – Это рецепты лекарств ее императорского величества.

– Точно?

– Конечно!

– А что это за язык такой странный?

– Латынь. Вы знаете латынь?

В глубине глаз следователя что-то блеснуло, однако ответил он довольно уверенно:

– Да, знаю.

– Не знаете вы латыни, не врите, – скривил губы Ле-Клерк.

– Знаю, знаю. Это легко. Вот выучил же я твой лягушачий язык, сумел…

– Кстати, акцент у вас просто ужасный! И все же выучить устный язык – это одно, а выучиться и писать вдобавок – совсем другое.

– Ничего, ничего, не я, так другие знают твое тарабарское письмо…

– И что, другие разве не подтвердили, что это рецепты лекарств, написанные обычной латынью?

– А зачем ты, жабоед, пишешь эти так называемые рецепты на чужом языке? Почему это тебе не хватает нормальных русских слов?