Атлантида, унесенная временем - Анатолий Максимов

Голос ревущего моря доносился во все уголки дома. Дребезжали стекла окон, порывы ветра проникали под кровлю и шуршали там засохшими листьями. Струи дождя хлестали по окнам деревянной террасы, на которой мы трое лежали, и даже полудремота не могла заглушить наши тревожные мысли.

– Решайтесь, ребята! – шепотом промолвил я, старший из нас по возрасту. – Или сегодня, или…

Двое других, молодой человек и девушка, поняли меня с полуслова. Второе «или» означало для всех нас вопрос жизни и смерти. Ведь уже дважды ослушались они приказа Рыжебородого. Дважды оставили в живых меня – единственного свидетеля расправы главы доморощенной мафии в крымском Судаке над удачливым коммерсантом-перекупщиком…

…Несколько лет назад, в феврале, я побывал в Судаке и договорился с местной мэрией о моем переезде в этот древний город на постоянное жительство. А это означало, что я должен был уйти на пенсию. В Москве я подал рапорт на увольнение со службы, назначив дату – 23 августа.

Но это был не простой август, а август 1991 года! В тот день, когда ГКЧП объявило о чрезвычайном положении в Союзе, мой рапорт был подписан.

Стремительный развал Советского Союза превратил Крым в вотчину Украины, а сама эта бывшая республика стала для меня ближним зарубежьем. Украинские националисты начали травлю всего русского, намереваясь на этой волне объединить свой народ на основе «самостийности» – якобы истинной самостоятельности и независимости. Их просчет в конфронтации с Россией дорого обошелся украинцам – страна обнищала.

Теперь возможности поселиться в Судаке у меня уже не оказалось, ибо мэрию возглавили ярые националисты. Русскому человеку стало трудно найти место в этом городе, а тем более работу.

Судьба свела меня в Крыму с моим старым товарищем по военной контрразведке, с которым мы, морской набор, вместе учились в тбилисской спецшколе. Он рано ушел в отставку и поселился в Судаке, а до того работал военпредом на судостроительном заводе в Феодосии. Его мечтой было поселиться в Крыму, построить яхту и избороздить Черное море. Удалось ему исполнить только два желания: жить на крымской земле и иметь яхту. Завод пошел ему навстречу, выделив материалы, а строителей он нанимал сам. Потеряв в двадцать восемь лет жену, мой друг жил одиноко.

Третье желание исполнить не удалось: по приезде в Судак у друга обострилась застарелая болезнь сердца, и через полгода он скоропостижно скончался. Это случилось в очередном феврале, когда я наездами бывал в Судаке.

До последней минуты я был с другом. Его родные жили на другом краю страны – во Владивостоке, и старым людям трудно было выехать в столь далекий Крым. Дом в Судаке друг снимал, и в нем я останавливался, а яхта, в ожидании дальних путешествий, стояла у причала клуба подводного плавания «Дельфин» под охраной местного сторожа.

Друг понимал, что яхта останется бесхозной, и, зная мою страсть к морю, настоял на том, чтобы она оказалась в моих руках.

– Друг Максим, я подписал у нотариуса все необходимые бумаги – владей яхтой «Кафа» и исполни мою мечту… Борозди море… А «Кафой» я назвал ее в честь нашего любимого с тобой древнего города Феодосия, известного тысячи лет назад под именем Кафа…

Слышать это было больно, и мои попытки вселить в него надежду на возвращение к жизни заставляли друга только тихо улыбаться. Обычно в момент таких разговоров он погружался мыслями в свой мир. Мир человека, приблизившегося к последней черте.

Я обещал выполнить волю умирающего и внутренне поклялся самому себе, что поставлю другу достойный памятник. И выполняя это обещание, я познакомился с личностью, которая скрывала свою натуру – мафиозное лицо.

Рыжебородый охотно помогал мне найти в горах и перевезти на местное кладбище камень-валун редкой серо-голубой окраски. Он же нашел резчика, который выбил на камне надпись. Так уж случилось, что Рыжебородый много времени был рядом со мной, участливый и полезный. Что-то меня в нем беспокоило: какая-то нерусская сдержанность, более похожая на затаенную угодливость ради возможной выгоды. Но какой?

* * *

Чтобы понять, почему я, капитан первого ранга в отставке и сотрудник разведки госбезопасности, решился покинуть Москву и оказаться именно в Судаке, нужно заглянуть в мое детское прошлое, начав с лета сорок пятого года.

В то лето моя семья – мама и папа, младший брат и я – пересекли страну от Полярного Урала до Черного моря. Мы приехали в Феодосию в дом моего дедушки, с сорокового года проживавшего в этом городе. Здесь я увидел впервые море, проникся к нему всей душой. Познакомился с картинами великого певца моря Ивана Айвазовского и чуть не стал учиться на художника, вовремя поняв, что это не мое призвание. Но тяга к рисунку и особенно к акварели осталась на всю жизнь.

Город был закрытым для свободного посещения, ибо был военно-морской базой флота. На пляже я познакомился с местным пацаном моего возраста, отец которого командовал военным тральщиком. Это его постукивание двигателя слышали жители во всех уголках города, когда он разминировал от фашистских мин феодосийскую бухту. Ведь немцы покинули Феодосию лишь год назад, в апреле сорок четвертого.