Ледовые пираты - Дирк Гузманн Страница 69

Пустыня перед Александрией

— Я, трибун Риво Альто, требую верховое животное, отвечающее моему статусу! — неистовствовал Бонус.

Он ехал верхом на осле между двумя воинами наместника. Животное страдало одышкой, хромало, а из его ушей сочилась жидкость нездорового вида. Но слова Бонуса терялись между песчаными дюнами. Его сопровождающие ехали на гордых верблюдах, на уздечках животных высоким серебристым звоном позвякивали колокольчики, этот звук перемежался с бряцанием копий и сабель, висевших на верблюжьих боках. У одного из воинов был длинный лук, а в колчане столько стрел, что козья кожа натянулась, грозя разорваться. «Берберы, — подумал Бонус, — вряд ли смогут оказать сопротивление таким воинам».

Он еще раз обратился к великану, который высоко и прямо сидел, как на троне, на спине верблюда, покачиваясь в такт шагам животного, словно мачта корабля на волнах. Его звали Якуб, и это было все, что Бонус знал о нем. Время от времени Якуб указывал на какое-то примечательное место на территории, на необычную конфигурацию скал, особенно высокую песчаную дюну или скелет верблюда и спрашивал, помнит ли их Бонус. Греческий язык Якуба был грубым, как дубовая кора, Бонус в конце концов отказался от своих попыток первым начать разговор с ним. Он предпочел лишь молча кивать — этого было достаточно, чтобы и дальше продвигаться вглубь пустыни.

Больше всего наместнику Абдулле хотелось сразу же отправиться туда со всем своим войском, чтобы захватить берберов в их убежище. Но именно Якуб призвал его к разуму. Для начала достаточно было небольшого авангарда. Что если чужестранец на самом деле служил берберам и заманивал их в западню? Не только наместник Абдулла, но и сам Бонус отнесся с пониманием к такому возражению. С него было достаточно чувствовать себя частью разведывательной группы, ни в коем случае трибун не хотел быть втянутым в бои между сарацинами и берберами. Когда обе стороны скрестят клинки, Бонус наверняка уже будет управлять «Висундуром», щелкая плетью над головами Ингвара, Магнуса, Джамиля, Яа и всех остальных. А его сарацинская стража будет ему в этом помогать.

Оставалось лишь разыскать лагерь берберов. Однако пустыня оказалась полной тайн в не меньшей степени, чем море. Бонус несколько раз ошибался, и группе приходилось возвращаться на прежнее место. Хотя Якуб вел себя тихо, искры в его глазах придавали Бонусу стимул сосредоточиться на редких и скупых ориентирах, чтобы самому не оказаться скелетом, торчащим из песка, как дорожный указатель, если уже вскорости берберы не будут найдены.

Вечером разведывательная группа добралась до гребня еще одной дюны — и цель оказалась уже у них под ногами. Бонус моментально узнал очертания скал, светло-красным цветом выделявшихся на фоне серого вечернего песка. Их острые пики и гребни напоминали ему грубо вытесанную из камня фигуру сидящего льва.

— Вон там, — указал Бонус, обращаясь к Якубу, ощущая облегчение оттого, что чувство ориентации его не подвело.

— Там никого нет. — Якуб закрылся рукой от низко стоящего солнца, заливавшего весь ландшафт нереальным темно-красным светом.

— Они прячутся в скалах, — объяснил Бонус, не зная, понял ли его Якуб вообще.

Великан кивнул ему сверху вниз, и снова повернулся к скалам.

— Сейчас проверим, — сказал Якуб. — Иди и приведи сюда одного бербера!

Бонус рассмеялся. Однако лицо великана не выражало ни тени улыбки. Трясущейся рукой Бонус показал на свою грудь и поднял брови вверх, мол, кто — я?

Якуб подтвердил свое решение коротким кивком, затем заставил своего верблюда опуститься на колени и сполз с седла. Пролаяв своим людям какие-то приказы, он уселся на песок и обхватил руками колени.

— Мы ждем, — сказал он, словно засекая время.

Путь к скалам показался Бонусу самым длинным в его жизни. Помимо того что песок обжигал его ноги даже через кожаные подошвы, так еще этот звук… этот скрип песчинок мучил его слух! И все-таки хуже всего были взгляды арабов, впивавшиеся ему в спину, словно кинжалы. А за ними ведь могли последовать стрелы: зачем он теперь им нужен?

Когда Бонус подошел к скале с очертаниями льва на расстояние крика, он заметил на ее вершине какое-то движение — там, наверху, кто-то был. Наверное, часовой амазигов. Сейчас было бы разумным дать узнать себя, чужой человек, подошедший близко, мог заставить нервничать лучника, сидящего наверху.

Бонус сложил руки рупором вокруг рта:

— Это я! Бонус из Маламокко! — И замахал рукой.

Никто не окликнул его, никто не вышел ему навстречу, это место оставалось безжизненным, словно холодная луна. Неужели ошибся? Не может быть! Там была ниша, в которой в прошлый раз скрылись верблюды, а вон там — скала, на которую его поднимали на канате, — наверное, те камни до сих пор сохранили запах его пота и страха. Уже за одно это унижение амазиги заслуживали истребления.

И вдруг Бонус почувствовал что-то вроде гордости за то, что вынужден был привести сюда сарацинов: теперь именно он будет тем, кто нашлет на берберов погибель!

— Опустите канат вниз! — приказал исполненный гордости трибун Риво Альто.

Он стоял перед скалой, задрав голову, пот заливал глаза. Бонус смахнул его, но все равно ничего не было видно. Где же канат? Почему он до сих пор, извиваясь, не спускается по стене вниз? Даже если амазиги не поняли его слов, то узнать-то его они должны были!

— Это я, Бонус! — закричал он. Слова отразились от стен и угасли в пустыне. «Это как в таверне, — вспомнил он. — Сначала эти жители пустыни возникают, словно из-под земли, а когда ты хочешь их найти, внезапно исчезают».

— Что, может, мне приказать выкурить вас оттуда, коль уж вы не отвечаете? Клянусь Богом, я сделаю это!

Вдруг что-то больно сомкнулось на его запястье, и он почувствовал горячие пальцы на своих губах. Кто-то стоял позади него и шептал ему на ухо что-то непонятное. Бонус дернулся, и его рот освободился от чужих рук.

— Ни одна пустынная змея не запретит мне обращать здесь на себя внимание! — выругался он.

Резко развернувшись, он увидел перед собой старуху. На ней была одежда, которую носят берберы, голова повязана цветными платками из льняного полотна, из-под которых выглядывало морщинистое лицо. Глаза были обведены черными кругами, нарисованными сажей, на щеках вытатуированы четыре черные точки, а подбородок украшен причудливым зеленым орнаментом — то ли козлиная бородка, то ли крест Господень.