Защитник - Конн Иггульден Страница 68

Аристид ощущал себя стариком, каждый порез и вывихнутый сустав давали о себе знать. С самого утра он был на ногах и сражался. Он видел, как убивали илотов. Словно ягнят. Его афиняне попали в окружение и оказались в море врагов, где их крепко потрепали. Но в самом центре сражения стояли Павсаний и спартанцы. Они стали той скалой в потоке, о которую разбились персы. Аристид подумал, что не забудет этого, даже если проживет еще пятьдесят лет.

Передышки не было – когда персы попытались отступить в лагерь, Павсаний отдал приказ преследовать их по пятам. Им не дали ни соединиться, ни укрыться. Они пришли в Грецию под звуки труб и барабанов; им не позволили вернуться домой на их условиях. Аристид забыл о милосердии, и теперь на груди у него засыхало бурое пятно. Он держал человека, пока два гоплита кололи его копьями. Тому персу выпала страшная смерть. Другим повезло больше, но и они все были мертвы. Грекам досталась тяжелая работа, и, когда солнце опустилось к горизонту, все были измотаны. Не хватило даже долгого летнего дня. Бойня была ужасная, и изнемогшие от ран и боли люди опускались на колено или просто садились, и мечи выскальзывали из онемевших пальцев.

Павсаний приказал зажечь факелы, стоявшие в центре персидского лагеря. Прорицатель Тисамен стоял рядом, и спартанский регент время от времени радостно хлопал его по спине. Первое состязание – первая победа.

Лагерь был огромен и пуст, хотя персидские палатки обыскали вдоль и поперек. Вообще-то, искали спрятавшихся, но половина греков украсила себя золотом. Только спартанцы держались особняком, так как не пользовались монетами. Впрочем, их презрение никак не сказалось на энтузиазме союзников.

Аристиду пришлось представиться дважды, прежде чем его пропустили. Наверное, он не очень походил на того человека, которым был утром. Весь в пыли и чужой крови, с измазанным маслом и грязью лицом. Тем не менее он был уполномоченным от Афин в этом лагере. И что важно, нельзя было допустить, чтобы Павсаний приписал победу единственно Спарте.

Когда Аристида наконец пропустили, выяснилось, что его опередили некоторые вожди. Немного раздражало, что именно Павсаний стал центром собрания, но Аристид понимал – спартанец это заслужил.

– Я благодарю богов за победу, – сказал он.

Павсаний повернулся, чтобы посмотреть, кто так говорит, и улыбнулся:

– Мы и впрямь удостоились благословения.

Этот человек был слишком набожен, чтобы поставить себя выше, нарушив порядок почитания, но Аристид видел его гордость.

– Регент Павсаний, – сухо произнес он, – для меня было честью сражаться бок о бок с тобой. Надеюсь, это станет началом большой дружбы. Я уважаю наших союзников. В одиночку мы не смогли бы одержать победу. Вместе мы сломали империю.

Павсанию эти слова не совсем пришлись по душе. Бровь поднялась чуть выше, улыбка разгладилась.

– Не думаю, что Спарта послала бы меня, если бы Афины не угрожали встать на сторону того самого врага, которого мы победили. Подумай об этом, если у тебя есть время на размышление.

Аристид даже моргнул от удивления, заметив гнев в глазах спартанского регента. Да, наверное, на все случившееся можно было смотреть и так. Но он не мог допустить, чтобы спартанец решал все единолично, тем более когда новый день обещал мир без врагов для Греции.

– Если бы ты, регент Павсаний, выступил до того, как Афины сгорели во второй раз, мы бы не оказались в отчаянном положении, без крова над головой. Однако я свидетельствую сегодня величие Спарты. Надеюсь, ты восславишь и моих людей.

– Прости, я не видел, как ты сражался, – сказал Павсаний и, глядя на стоящего перед ним окровавленного, измученного афинянина, добавил, тщательно подбирая слова: – Хотя не сомневаюсь в твоей доблести.

Он мог бы оставить все как есть, но какой-то импульс заставил его продолжить, прежде чем Аристид успел ответить:

– Я просил тебя не внушать моим илотам, что они могут сражаться. Мне сказали, что они стояли против боевого строя персов. Погибли тысячи. Утром у меня будут для тебя точные данные, но в любом случае цена оказалась высокой.

Аристид понимал, что время и место для примирения сейчас не самые подходящие. Ему вспомнилось старое правило, согласно которому мужчины не должны обсуждать битву, пока не поспят, не поедят – и еще раз не поспят. Сразу же после сражения кровь еще не успела остыть, страсти кипели, и люди судили слишком опрометчиво даже союзников. Он низко поклонился спартанскому регенту, а заодно и Тисамену. Прорицатель поклонился в ответ, тогда как Павсаний только натянуто кивнул.

– Мы одержали великую победу, – сказал Аристид. – Я ухожу.

– Вам нужно восстановить город, – заметил Тисамен.

– Да, – улыбнулся Аристид. – Так и есть. И мы сделаем его еще более прекрасным, чем он был.

С этим обещанием он покинул собрание, отправившись на поиски своих людей. Было уже темно, и на земле расположились на ночлег, шевелились и ворчали победители. Шансов уснуть было немного – по всей равнине слышались скрипы, шорохи, невнятные голоса.

К своим Аристид подошел ровно в тот момент, когда кто-то, держа в руках мех с вином, хвастался перед друзьями:

– Я весь день хранил его в надежном месте, чтобы выпить вечером за победу…

– Можно мне? – спросил Аристид.

Мужчина резко обернулся с готовой колкостью, но, увидев и узнав Аристида, без колебаний передал мех:

– Конечно, куриос.

Аристид поблагодарил соотечественника. Позаботиться о размещении гоплитов должны были командиры. Им же надлежало отправить посыльных к Фемистоклу – сообщить, что Греция спасена.

Медленно, чувствуя боль в каждом суставе, Аристид карабкался по склону горы, пока не нашел место, показавшееся ему тихим и уединенным. Он сел на покрытый мхом каменистый выступ и выпил вина. Кислятина, но помогла согреться. Аристид подумал, что просидит так до восхода солнца. Он не ожидал увидеть еще один рассвет. Скала сохранила немного солнечного тепла, и он прислонился к ней спиной. И, сам того не заметив, уснул, обняв, как ребенка, мех с вином.

Глава 30

Ксантипп вернулся домой. Весть о победе при Платеях распространялась по Эгейскому морю – от острова к острову, от лодки к лодке, – пока не достигла флота. Он собрал капитанов на палубе и выпил с ними остатки хорошего вина. Они представляли своего рода братство, выкованное в сражениях на суше и на море. Перикл слышал, как его отец и Эпикл говорили потом об этом с каким-то пьяным изумлением. Даже без учета кораблей Пелопоннеса эти капитаны представляли тридцать государств и городов во главе с Афинами. До войны они все существовали сами по себе. В ту ночь некоторые впервые осознали себя как единый народ.

Завидев вдалеке афинский порт, Ксантипп прошел на нос и обхватил рукой килевую балку. Перикл заметил, что лицо отца под опущенными бровями было мрачным. Гребцы работали отлично и мастерски поднимали и опускали весла в идеальном согласии.