Защитник - Конн Иггульден Страница 67

Ксантипп думал, что, возможно, вид горящего моста облегчит неутихающую боль. Но мост, эта связующая нить, не устоял под натиском штормов. Великий царь прошел по нему несколько месяцев назад и вернулся в свои дворцы и сады вдали от побережья. Там он обо всем забудет, в этом Ксантипп не сомневался. Если греки позволят ему это.

Царь Спарты Леотихид считал, что они свое дело сделали. Ксантипп подробно объяснил, почему это не так, а когда закончил, спартанец как-то странно посмотрел на него, крепко сжал его руку и расцеловал в обе щеки. Утром его часть флота ушла. Корабли Коринфа и несколько союзников отправились вместе с ними.

Ксантипп испытал досаду. Ему были не нужны греки, ориентирующиеся на Спарту. Он пришел на этот берег мстить – за все, что сделали персы, за их высокомерие, за убийства, насилия и порабощение людей. Он видел слишком много мертвых и порой думал, что никогда уже не сможет спать спокойно, без того чтобы метаться во сне и с криком вскакивать в холодном поту.

Правитель города, стоявший на камнях со связанными руками, прекрасно говорил по-гречески, как и многие в этой части ионического побережья. Как-никак всего одно или два поколения назад они были потомками эллинов. Дети мужчин и женщин, приплывших сюда, чтобы работать на земле, строить новую жизнь и создавать такие города, как Афины. Потеряв свободу, они стали подданными империи.

Заметив, что мужчина плачет, Ксантипп наклонился посмотреть на него.

– Пожалуйста, куриос! – взмолился правитель. – Пощади моего сына. Позволь мне поклясться в верности тебе и Греции. Все, что захочешь! Только отпусти моего мальчика. Он ничего не сделал.

Ксантипп огляделся. Повсюду на улице блестела под солнцем ярко-красная кровь. Он решил наказать город так, чтобы известие об этом дошло до ушей самого императора. Добраться до Ксеркса Ксантипп не мог – слишком велика была персидская армия. Вместо этого он прошел по побережью, предавая огню города и деревни. Грекам позволялось уйти, но имперских чиновников и сборщиков налогов Ксантипп вешал на площадях.

Он уже не помнил, когда отдыхал в последний раз, и теперь смотрел на коленопреклоненную толпу покрасневшими от недосыпа глазами. Опустив голову и дрожа, горожане ожидали своей участи.

– Вы, люди, вы принимаете персов в своих домах, воспитываете их детей как своих собственных, забываете наших богов, наш язык. Вы платите налоги чужестранному царю и забываете, кто вы и кем были.

– Пожалуйста, куриос… Архонт… Отпусти моего сына. Он невиновен. Возьмешь ли ты плату за его жизнь? У меня есть двадцать талантов серебра. Я покажу тебе, где оно, куриос. Пожалуйста!

– Нет, ты не купишь меня! – взревел Ксантипп. – Ты не купишь его жизнь…

– Отец…

Ксантипп резко обернулся. За спиной у него стоял Перикл, и Ксантипп почувствовал вспышку гнева, лицо его потемнело.

– Я сказал тебе оставаться с кораблями! – крикнул он и, схватив сына за хитон, рванул на себя. – Сколько еще раз ты будешь своевольничать?

– Хватит. Перестань, – сказал Перикл. – Арифрон умер. Давай просто вернемся домой.

– На пепелище? В сожженный город? Нет, я оставлю след, который эти люди никогда не забудут. Возьмите его сына!

Правитель завыл от страха и горя, и тогда вперед выступил Эпикл. Командир гоплитов стоял в полном вооружении, закованный в бронзу, с суровым и в то же время тревожным выражением лица.

– Ксантипп… – сказал он. – В этом нет необходимости…

– Мой приказ – пригвоздить его сына к дереву. Пусть это будет уроком для всех. Потом казни правителя. Не можешь выполнить приказ – сдай обязанности и возвращайся на корабль.

– Пожалуйста, куриос! – не утихал несчастный отец. – Возьми меня, пощади моего сына!

Словно подрубленный, он вдруг осел, уронив голову.

– Если я откажусь выполнить приказ, мне не жить после возвращения, – тихо сказал Эпикл. – Если ты мой друг, не заставляй меня выбирать.

Ксантиппом овладело безумие, и хотя Эпикл понимал причину, его передернуло.

– Лучше прикажи отвести Перикла обратно на корабль, – настаивал он.

Ксантипп посмотрел на Перикла. Юноша плакал, глядя на сына правителя. Мальчику было не больше восьми или десяти лет, и он дрожал от ужаса.

– Ладно, – прохрипел Ксантипп. – Отведи Перикла на корабль.

– Пойдем с нами, – уговаривал его сын. – Прекрати все это, отец, пожалуйста.

– Уймись! – грубо оборвал его Эпикл и, крепко схватив за руку, потащил с городской площади.

Оставив за спиной слезы, мольбы и плач, они направились к необычайно синему в тот день морю.

– Почему?! – негодовал Перикл. – Почему он такой? Ведь Арифрона этим не вернуть.

– Он запутался, – сказал Эпикл. – Или сломался. Часть его навсегда останется здесь, с твоим братом. Мне жаль. Твой отец был моим другом с самого детства. Я помню его в сражении и в изгнании. Он пережил большую потерю. Я никогда не видел, чтобы он был жестоким. Я… никогда не думал, что увижу его таким.

Поздно вечером, когда взошла луна, Ксантипп вернулся к кораблям афинян и их союзников. Ушли только пелопоннесские триеры; тех, кто остался, было довольно много. На палубе он снял все доспехи и остался голым. Одно за другим ему поднимали ведра с водой. Он долго смывал сажу, кровь и пот, тер кожу пемзой.

Когда он закончил, Эпикл принес ему хитон, сандалии и гиматий укрыться от ночного холода. Ксантипп, завернувшись в плащ, улегся на палубе. Люди вокруг него в большинстве своем не спали и с мрачными лицами смотрели в звездное небо.

Эпикл опустился рядом с архонтом и афинским стратегом.

– Твой сын… ему сейчас трудно. Я сказал, что ты исцелишься и станешь прежним.

– Да, – выдохнул Ксантипп.

Молчание проскользнуло между ними, как нож. Пауза затянулась.

– Я убил сына правителя, – пробормотал Ксантипп и тихонько всхлипнул. – Отца оставил в живых, чтобы он испытал то, что чувствую я.

– Мне жаль… – вздохнул Эпикл.

Он до последнего надеялся, что Ксантипп сумел сдержать гнев. Одно дело убивать в бою, когда это необходимо. Но казнь ребенка нельзя оправдать злобой или яростью. Такая смерть взывала к богам. Ксантипп знал это.

– Если бы я мог снова прожить этот день, если бы я мог вернуться и изменить его…

– Понимаю, Ксантипп.

Так говорили слабаки, и Эпикл не ожидал этого от своего старинного друга. Он встал и ушел, оставив Ксантиппа давиться горем в складках плаща, приглушавших ужасные звуки. Буря отчаяния однажды стихнет. Со временем боль перестанет ощущаться так остро. Раны зарубцуются, но кожа уже никогда не будет крепче, чем раньше.

Задержавшись на носу галеры, Эпикл почувствовал запах дыма. Корабли стояли на якоре и смотрели на запад. Там за горизонтом лежали Афины. Насколько он знал, город снова был в руинах, а персидская армия праздновала победу. Он молился за Аристида и союзников. Молился за их успех.