Схватка за Амур - Станислав Федотов Страница 65

1

«…Моя молодая супруга решилась переносить со мной все трудности и лишения пустынной жизни в диком негостеприимном крае, удаленном на десяток тысяч верст от образованного мира.

С геройским самоотвержением и без малейшего ропота она вынесла все трудности и лишения верховой езды по топким болотам и дикой гористой тайге Охотского тракта, сделав этот верховой переезд в 1100 верст за 23 дня».

Сделав эту краткую запись в своем «судовом журнале», Геннадий Иванович заглянул в спальню – как там Катенька, ангел его голубоглазый? – снова присел к столу и закурил сигариллу.

За небольшим окном стояла белая ночь, точно такая же, как в это время, в конце июня, в Санкт-Петербурге. Четвертые сутки они в Охотске, еще не вполне отошли от безумного вьючного перехода по так называемому Охотскому тракту от Якутска до этого крохотного поселения на берегу холодного моря. Интересно бы знать, какой идиот назвал трактом тропу через болота, тайгу, горные кручи с камнепадами и внезапными снежными шквальными зарядами, через разлившиеся ручьи и реки – и всюду, на всем ее протяжении, в сопровождении туч паутов, оводов, мошки, гнуса, комаров, жаждущих крови… крови… крови… Людей от них не спасали ни маски, ни сетки, а каково приходилось лошадям, у которых одна защита – собственный хвост! Сорок бедных животных тащили на себе имущество молодой четы Невельских от кроватей и кухонной утвари вплоть до книг и нот (выпускница Смольного неплохо музицировала на фортепьяно) – все то, что должно было создать какое-то подобие уюта в диком крае; остальные десять предназначались для людей: с Невельскими ехали вестовой Геннадия Ивановича матрос Андрей Смирнов и прислуга Катеньки – молодая толстушка Авдотья, а также – три казака и якут-проводник. У Екатерины Ивановны была верховая лошадь с женским седлом, а кроме того – соорудили некое подобие паланкина, подвешенного между двумя лошадьми, в котором можно было лежать. Если бы не «паланкин», трудно сказать, как бы она выдержала этот адски трудный переход.

Нет, она не жаловалась – наоборот, как могла, развлекала мужчин, радуясь мельчайшим поводам для хорошего настроения – красивым скалам, маленьким водопадам, редким цветам, воздушным пируэтам черных стрижей, гоняющихся за бабочками и комарами, – но он-то, влюбленный муж, видел, как ей худо. Особенно это стало заметно после того, как они миновали станцию Усть-Мая и вышли к реке Аллах-Юнь: Екатерина Ивановна почти перестала садиться в седло и все больше лежала в своем «паланкине». Качаться в нем тоже несладко, все равно что в море на шлюпке, идущей вдоль короткой волны, и у Катеньки были все признаки морской болезни: ее часто тошнило, и она отказывалась от еды. Но, как выяснилось после, повинны в этом были не качка и не усталость – причина крылась в одной из тех сумасшедших белых ночей на жаркой постели в каюте на дощанике, плывшем по разлившейся Лене, когда совершенно теряя голову от желания и оттого, что желание могло тут же исполниться, влюбленные по многу раз отдавали себя друг другу и не могли насытиться – все казалось мало и хотелось еще и еще.

Екатерина Ивановна была беременна.

Это стало понятно, когда караван прибыл в Охотск. Где-то за десяток верст от конечной цели путешествия силы оставили ее полностью, и мужчины – Невельской (его сменял вестовой) и казаки – понесли «паланкин» на руках: так все-таки меньше качало. Едва лишь встречающие – первые члены Амурской экспедиции приказчик РАК, Российско-Американской компании, Андрей Степанович Боуров и доктор Евгений Григорьевич Орлов – помогли Екатерине Ивановне войти в предназначенный для Невельских дом, как она потеряла сознание. Доктор выпроводил всех, кроме Авдотьи, и вскоре сообщил Геннадию Ивановичу печальное известие: ребенка не будет.

Известие о потерянном ребенке оглушило, и первым порывом Невельского было броситься к ногам любимой и просить прощения за столь жестокое испытание, которому он подверг ее, согласившись взять с собой, однако доктор запретил беспокоить уснувшую пациентку, но передал ее слова: «Пусть Геннадий Иванович уповает на Господа и занимается неотложными делами. Все будет хорошо».

Комок в горле мешал Невельскому облегченно вздохнуть; он с трудом сглотнул, взял себя в руки и принялся за дела, которые действительно были неотложны и многочисленны. Следовало проверить грузы, предназначенные для экспедиции – их готовила Компания, на которую правительство возложило обязанности по снабжению, отобрать добровольцев из матросов и казаков, причем таких, кто мог бы работать на строительстве домов в Петровском и других местах, где будут основываться русские посты. Ему помогали включенные в состав экспедиции уже в Охотске прапорщик-топограф Петр Попов и горный мастер Иван Блинников.

Помнится, когда он еще в Петербурге сказал Муравьеву, что экспедиции потребуется горный мастер, генерал-губернатор немало удивился: зачем? Нет, конечно, искать и находить полезные ископаемые надо будет обязательно, но – потом, а сейчас главная задача – закрепиться на устье всеми возможными способами. Разумеется, не упуская из виду отношения с маньчжурами и китайцами. На все остальное – нет денег.

Невельской выслушал его доводы и твердо сказал:

– Нельзя откладывать на потом все, что можно сделать сегодня. Потом то же самое будет стоить много дороже.

Муравьев, заметил Геннадий Иванович, был недоволен, но присутствовавшая при разговоре Екатерина Николаевна поддержала капитана:

– Дорогой, ты забыл русскую пословицу: «Скопец платит дважды».

– Ты хотела сказать «скупец», – усмехнулся Николай Николаевич.

Как ни был серьезно настроен Невельской, но и он не сдержал улыбки.

– А что, есть разница? – обеспокоилась Екатерина Николаевна.

– Есть, есть, – подтвердил муж. – Я тебе потом объясню. Хорошо, Геннадий Иванович, берите горного мастера. Лучше бы, конечно, хорошего геолога, но для начала и это сойдет.

И отправил указание губернатору Камчатки Завойко выделить для экспедиции специалиста из числа мастеров, служащих в области. Блинников прибыл из Петропавловска на транспорте «Байкал», единственном сейчас судне на рейде Охотска, на котором набранным людям можно будет перейти в Аян, чтобы оттуда на бриге «Охотск» добраться до залива Счастья.

При воспоминании о Завойко Невельской поморщился. Вот еще одна головная боль: территория, которую предстоит изучать, условно приписана к Камчатской области, следовательно, находится в ведении Василия Степановича, и он, Невельской, будет фактически в двойном подчинении – у генерал-губернатора и Завойко. Если не в тройном – считая РАК, от которой теперь зависит поставка экспедиции самого необходимого. Нет, после памятного разговора с Муравьевым лично он против самого Василия Степановича ничего не имеет, но лишняя ступенька подчиненности при имеющихся средствах связи станет дополнительным тормозом во многих насущных делах. Так что, усмехнулся Геннадий Иванович, все обстоятельства ведут к тому, чтобы опять самому принимать решения и, конечно же, отвечать по полному списку.