Сыновья - Юрий Градинаров Страница 6

– Я ведаю, что между русскими купцами и кулаками в низовье существует круговая стачка ^[6], в силу которой инородец, прогневивший одного из кулаков, не найдёт нигде у русских поддержки, – сказал псаломщик. – Ты сам скоро станешь вести торг и также будешь зверствовать над людьми.

– Вероятно, да! В душе я подготовил себя ко всем невзгодам, наполняющим купеческую жизнь. И ради собственной корысти я не поступлюсь ни одним из своих принципов. Я много передумал о будущей жизни. И понял, что в этом, сотворённом Богом мире, – надежда только на себя. А моя сиротская доля ещё раз подтвердила моё понимание. Мой отец, оставшись в тринадцать лет с малолетним Петром на руках, смог постичь грамоту, стал казачьим урядником, затем приставом, смотрителем хлебозапасных магазинов. Поставил на ноги брата и развернул меновый торг от Оби до Лены. И церковь построил, и медь выплавил. Да и у инородцев заслужил уважение. А вы говорите, что наш брат, купец, только и надувает инородцев. За надувательство народ бы не чтил моего отца. Я же не нуждаюсь в его почтении!

– Ты пока умён от книг, но не от жизни. Жизнь намного мудрее книг. Ты зря небрежишь мнением людей! Его заслужить – ой, как нелегко! Но его учитывают даже при присвоении гильдийского звания, при судебных тяжбах, а их у тебя с твоим норовом будет во сто крат больше, чем у твоего отца. Закон худо-бедно всё-таки дотягивается и до полярного круга. Надеюсь, с приходом сюда законов – и бесчинств в тундре станет меньше. Так что, Александр, мнением людей надо дорожить. И положительным, и отрицательным. А уважением – без условий. Особенно в нём нуждаются при судебных исках!

– Мне покойный отец говорил, что люди тундры долго помнят добро. Они его лучше понимают, чем зло. Я хочу научить их распознавать зло. Оно изощрённей, чем добро.

– А зачем ты хочешь развить у них дьявольские начала. Неужто ты сам и исповедуешь только их? – спросил псаломщик. – У тебя же крест на шее!

– А сколько в жизни дьяволов с крестами на шее! Их легионы! А фарисеев! ^[7] Столько же! Я хочу через зло дать понять ценность добра. Потому что, как бы мы ни философствовали, а в мире – равновесие добра и зла. И люди поначалу плохо чувствуют зло, потому что оно всегда, до некоторых пор, затаённо, чтобы его не могли избежать те, на которых оно направлено.

Иногда такие беседы переходили в жаркие дискуссии. И нередко Александр уходил от Стратоника при своём устоявшемся мнении. Ему уже не хотелось уступать логике псаломщика, хотя юноша понимал, что тот прав, что так принято среди людей.

Псаломщик не раз говорил:

– Ты любишь покойного отца, а сам не хочешь идти по его стопам доброго отношения к людям.

– Любовь любовью, но я должен идти дальше, чем отец. Я не хочу повторять те ошибки, которые привели к гибели моих родителей, – отстаивал своё мнение Александр.

– Ошибок не повторяй! В купечестве кротость не приносит удачу. Твой буйный характер важнее и ценнее кротости в торговых делах. Но научись сдерживать себя, держать себя в кулаке, не опуская его на головы других.

Александр не раз в душе восхищался кротостью учителя, его сдерживаемой силой воли, умением противопоставлять его напору спокойную рассудительность и логику. Нередко, несмотря на абсурдность некоторых доводов Александра, он ненавязчиво, спокойно внушал молодому Сотникову беспочвенность суждений его, обезоруживал хладнокровием и выдержкой.

– Мне бы хоть часть вашей выдержки! – завидовал он учителю. – Но Бог обошёл меня в этом, а два года жизни с дядей обнажили мою жестокость и усилили её, что она заполонила всю мою суть. И я чувствую, не очищусь от неё до самой смерти! Я понимаю, я неудобен людям, даже страшен, но я у неё в плену. Мой норов слаб на доброту! Я никогда не сменю жестокость на милость! Здесь я обречён! И попытки ваши изгнать из меня беса жестокости обречены на провал.

– Не ставь ты на себе крест! Ходи в церковь, молись по утрам и вечерам, жертвуй во имя Бога на лоно церкви, гляди – и потеплеет сердце к людям! – советовал Стратоник Игнатьевич.

– Как потеплеет моё сердце к людям, лишившим жизни моих родителей, а меня с братом сделавших сиротами? – вопрошал он псаломщика.

– А может, правда в лошадях. Может, у кибитки ось лопнула или сбруя. Или столкнулись лоб в лоб два встречных экипажа. Много людей гибнут на трактах из-за нелепостей.

– Но когда погибают трое, а четвёртый цел и невредим. Можно ли верить в несчастный случай? А сейчас живут и здравствуют: и Пётр Михайлович, и Авдотья Васильевна, и Аким. Им бы избавиться от нас с Кешей, тогда бы преступная тайна была похоронена на веки вечные. Не высохли у меня на глазах слёзы, а дядя купил пароход, дочери дом в Енисейске. И за колокольню деньги внёс! Вот такая весёлая тризна брата!

Сегодня Стратоник ждал Александра для решения задач по математике по программе мужской гимназии. Александр в десять часов утра пришёл, получил задание и сел за стол. Он знал, вчера Стратоник Игнатьевич нарушил обет летней трезвости. Он прятал от ученика глаза, меньше разговаривал и был подавлен ночным убийством. Александр знал о смерти Митрофана Туркина, о краже в старой лавке.

– Зачем вы вчера нарушили обет? Где ваша воля, уважаемый учитель? Мне сказали, на ваших глазах человека убили. И вы не вступились! Кто здесь виноват? Ваша кротость или скрытая жестокость?

– Александр! Я был пьян, а значит – кроток и равнодушен! Я только утром осознал, что произошло. Но не будем об этом, мне очень тяжело. Я грешен и готов нести Божью кару до конца. А ты, Сашок, решай задачи.

В дверь постучали. Не спрашивая разрешения, в дверном проёме один за другим показались два священника: Николай и Иоанн. Зашли в мятых сутанах, с заспанными грустными лицами и с массивными крестами на золотых цепях. Поздоровались, внимательно окинули взглядом горенку, будто что-то искали. Стратоник поднялся навстречу, перекрестился и поклонился, как истинный верующий.

– Нам доложили, ты вчера торговал на пароходах похищенными у Сотникова пыжами, потом пил с моим сыном Николаем, а после присутствовал при смертоубийстве Митрофана Туркина, – начал отец Иоанн. – Ты нарушил духовные и светские законы. И подлежишь суровому наказанию. И ещё ты хранишь ворованные вещи.

Александр поднял голову от тетради и смотрел на поникшего головой учителя. Псаломщик строго сказал:

– А ты, Сашок, решай задачи! Духовные отцы сами управятся.

Отец Иоанн сказал:

– А теперь, Стратоник Игнатьевич, покажи, что тебе принёс ссыльнопоселенец Середа.

Стратоник наклонился, достал из-под кровати коробку и протянул священнику Ястребову. Когда Александр увидел вилки точёные с костяными черенками, то закричал:

– Это наши с Кешею. Из сундука папы и мамы.

Стратоник посмотрел на ученика, как бы прося прощения за свой тяжкий грех, за то фарисейство, которое он проявил, завоёвывая душу юного Сотникова.