Сыновья - Юрий Градинаров Страница 5

– У тебя глаза завистливые. Стоящий человек должен взять своё ни завистью и наглостью по отношению к другим, а творением своего ума и рук! – не раз говорил он.

– Сомневаюсь в ваших словах, Стратоник Игнатьевич! Может быть, Священное Писание так и трактует верующим. Но жизнь-то идёт по-другому. Зависть такие выверты творит с человеком, что тот идёт и на убийство, и на грабёж, и на обман. Она гонит с ножами и топорами брата на брата, сына на отца, зятя на тестя, чтобы насытить досаду по чужому добру. Даже дядя Петя сильно завидовал моему отцу.

– Писание писанием, но люди-то наши тоже зависть осуждают. Вспомни народную пословицу: «Лихоманка да зависть – Иродовы сёстры».

– Я так скажу, Стратоник Игнатьевич, зависть сильнее властвует над человеком, чем ум, – гнул своё Александр. – Может, только реже.

– Вот потому-то она и опасна, вот почему она и Иродова сестра. Она временами ум человеческий сковывает и направляет только на злые помыслы. Сытый волк смирнее завистливого человека. Мне хочется, чтобы она у тебя поубавилась. Иначе ты с буйным нравом наломаешь в жизни много дров. Мои потуги пропадут почём зря.

– Да я и сам пытаюсь гнать прочь. Но она не улетучивается. У меня внутри столько желчи накопилось на людей, особенно после смерти тяти и мамы. Кажется, весь свет восстал против меня с Кешкою. Отца с матерью лишили, половину богатства отобрали. Издевательств дяди Пети натерпелись! Теперь Пётр Михайлович свою алчность умножает, а я расстался с давней мечтой – стать морским капитаном. А как всё хорошо начиналось! Я часто задаю себе вопрос: «Зачем науки постигаю? Для торга?» Мне хватит того, что вы мне дали. Чтобы глубже мир познать? Я его познаю. Но он сильнее и чаще теряет краски розовые и затягивается тёмной вуалью. Я питаюсь пороками этого мира, впитываю в себя нечисть, рождённую людьми. Чистоты там – мизер, остальное – грязь: предательство, ложь, война, захват чужих земель, любовь и ревность. Да откуда ж брать чистые нравы, Стратоник Игнатьевич? Из жизни? Вы для меня единственный человек, которого я ценю, уважаю. И хочу, чтобы часть ваших достоинств перешла ко мне. Но ваша тяга к хмелю сильнее библейских запретов и даёт мне повод к сомнению в ваших достоинствах. Я считаю, они в человеке должны довлеть над недостатками и подавлять их. Так где мне искать истину?

– У Бога, младен, у Бога!

– Но жизнь создана Богом, а выстроена дьяволом, Стратоник Игнатьевич!

– Не дьяволом, сын мой, а людьми! Грешными людьми, такими, как я, как ты, как твой дядя! Ты же не откажешься от своего богатства, как и Пётр Михайлович – от своего, от наслаждений и радостей жизни, как Иисус Христос. И не пойдёте с дядей проповедовать по стежкам-дорожкам религию рабов и нищих.

– Конечно, нет! Для проповеди есть вы, Стратоник Игнатьевич! А мы, нищие духом, но богатые плотью, будем тундру хлебом кормить, спасать инородцев от смерти. Кровь у меня такая, как завьюжит по жилам, – невтерпёж.

– Порыв твой, Александр, прекрасный! Но инородцы мрут и в тундре, и в тайге. То, что даёт им, по велению Божьему, природа, вы торгаши, забираете у них за бесценок, оставляя голодными и вечными вашими должниками. А край наш богат и зверем, и птицей, и рыбой, и лесом, и углем, и графитом, и медной рудой. На его обширных владениях разместятся сразу Австро-Венгрия, Франция, Италия, Великобритания и Турция. И 33221 квадратная верста ещё останется в запасе. В своё время, а именно в 1865 году. Енисейский губернатор Павел Николаевич Замятнин донёс товарищу министра внутренних дел России Тройницкому, что Туруханский край бесполезен и служит только обременению казны. И вот второй десяток лет, прикрываясь ошибочным мнением губернатора, власть имущие лица формально относятся и к его судьбе, и, что для нас важнее, к судьбе несчастных инородцев. А возведение церквей, налаживание речного судоходства, меновая торговля пока не стали большим подспорьем в улучшении бытового уклада долган, ненцев, эвенков, ня и других аборигенов Енисейского Севера!

Попавшие сюда русские в большинстве своём представляют отбросы общества в виде ссыльных поселенцев и туруханских служилых казаков да государственных крестьян, воочию убедясь в неисчерпаемых богатствах края, не стесняются в приёмах их эксплуатации.

Я расскажу тебе коротко об инородцах, живущих в низовье Енисея. Так вот, Александр Киприянович, вековечными заселенцами низовья и его владельцами являются инородцы. На юге кочуют тунгусы и остяки, затем идут, ближе к нам, карасинские самоеды, далее юраки, долгане, затундровые тунгусы и, наконец, по побережью Ледового моря – самоядь бересовая из племени магду. Русские, появившиеся на Енисее в начале XVII века, застали их в значительной степени культуры. Инородцы умели добывать и обрабатывать медь и железо. Все были самодостаточно зажиточными, имели большие стада оленей, значительное количество ценного меха и своим многолюдством внушали опасение вооружённым отрядам стрельцов и казаков.

И вот прошло двести пятьдесят лет. И мы слышим, «инородцы вымирают», «инородцы угасают», инородцы в силу какого-то рокового закона должны исчезнуть при встрече с европейской цивилизацией. Но инородцы исчезают не в силу каких-либо роковых законов, а в силу именно беззакония. В силу того произвола, какой позволен русским кулакам по отношению к инородцам забытого, обездоленного Енисейского низовья.

Ты сам не раз видел, как раньше на больших парусниках, а теперь на пароходах, подходят русские торговцы к кочевьям, предлагают наивным инородцам много соблазнительных вещей взамен на звериные шкуры, рыбу, бивни мамонта. Инородцы охотно вступают в меновой торг. И мало-помалу усваивают привычку ко многому, что дотоле им не было известно.

Налицо – открытый обман. Но инородец, не знающий лжи, этого не замечает. Если сравнить цены в Енисейске и на Бреховских островах, они в низовье в пять – десять раз выше. Например, пуд муки в Енисейске – пятьдесят две копейки, в низовье – пять рублей, а фунт свинца дороже в четырнадцать раз!

– Стратоник Игнатьевич! А почему вы не учитываете стоимость погрузки, разгрузки, доставки товаров пароходом. Отсюда и цены здесь выше. Вы думаете, на чём Сотниковы из урядников стали купцами с годовым доходом от пятидесяти до ста тысяч рублей? Вот на таких ценах! И каким честным и добропорядочным был мой покойный отец, но всё равно, набрасывал на каждый товар с учётом корма оленей, провизии каюрам и приказчикам, их жалованья, постройки нарт, лабазов, лодок и покупки сетей.

– Я понимаю, торговля должна быть авантажной ^[5]. Но ведь не такие же цены мы должны диктовать инородцам, оставляя их вечными должниками. Ни один купец никогда не учитывает затраты инородцев на одежду, ружейные припасы, провизию, на содержание оленьих или собачьих упряжек и так далее. Считают, им всё даёт сама природа. Причём даёт бесплатно. А чтобы взять у природы – нужны неимоверные усилия инородцев. И не только взять, а просто выжить в суровых условиях тундры или тайги.

– А почему я как купец должен себе в убыток кормить тысячи инородцев? Я мотаюсь по всей губернии, иногда даже в Тобольск заглядываю, привожу за три тысячи вёрст товары, вечно мёрзну в зимних аргишах, летом не вылажу из рыболовных артелей, а за что? За спасение инородцев? Увольте! Есть царь-государь, есть правительство! Вот они пусть и заботятся о жизни аборигенов! Скажете, у них рук не хватает на всю Россию! Пусть выделяют нам субсидии для погашения расходов. Тогда товары аборигенам мы будем доставлять по низшей цене, чем сейчас. Но и Санкт-Петербург, и Иркутск, и Красноярск не очень интересует судьба малых народов. А если я как купец, имея добрую душу, стану продавать товар дешевле, чем другие, то не застрахован в тундре от подлой пули в спину, от поджога моих лабазов или пробоин в баржах. Жизнь-то ведь одна, и ценнее-то она всех богатств на свете.