Обед у Россини, или Два студента из Болоньи - Александр Дюма Страница 6

— То есть ты спрашиваешь, мой друг, когда отправляюсь я: ты ведь остаешься.

— Зачем мне оставаться, если ты уезжаешь?

— Ты остаешься, потому что через три дня у тебя экзамен на степень доктора, потому что диссертация твоя уже отпечатана, потому что уведомления о твоей защите уже посланы профессорам.

— Ну и что? Все это мы отложим до нашего возвращения.

— Нет, поскольку, если Господу будет угодно, ты, Беп-по, уже не возвратишься сюда.

— Значит, ты хочешь, чтобы я позволил тебе уехать одному?

— Как только ты защитишь диссертацию, ты поедешь вслед за мной и присоединишься ко мне. Если нам выпадет счастье спасать моего бедного отца, ты поможешь нам его спасти и он после выздоровления будет считать тебя членом нашей семьи; если он умрет, ты станешь членом семьи. Посмотри-ка! Разве в конце письма Беттина не передает тысячу нежных приветов нашему дорогому брату Беппо?!

— Я поступлю, Гаэтано, так, как ты хочешь. И все же подумай!

— Я уже подумал. Что касается меня, я отправляюсь тотчас, а вот ты поедешь через три дня. Только помоги мне найти карету, чтобы нам побыть вместе как можно дольше.

— Идем! — согласился Беппо.

Гаэтано бросил белье и одежду в дорожную сумку, взял все деньги, какие у него были, сунул в карманы пистолеты и студенческую карточку, служившую паспортом, и отправился на поиски кареты.

Молодой человек нашел, что искал, на почтовой станции. В Риме Гаэтано должен был оставить экипаж у хозяина почтовой станции, родственника его болонского коллеги.

Через десять минут лошади были запряжены.

Видя, что его друг садится в карету, Беппо вновь стал настаивать на совместной поездке, но Гаэтано был непоколебим: он напомнил о диссертации, десять раз повторил Беппо, что речь идет всего лишь о трехдневной разлуке, ведь на третий вечер Беппо, в свою очередь, тоже отправится в путь.

И Беппо смирился.

Карета тронулась, кучер щелкнул кнутом, лошади побежали, и друзья еще раз обменялись прощальными приветствиями.

Беппо оставался на месте, пока карета не исчезла из виду, и когда стих стук колес, словно продлевавший присутствие Гаэтано рядом с ним, молодой человек вздохнул и, склонив голову, безвольно опустив руки, вернулся домой.

Не станем даже пытаться описать ту печаль, что охватила Беппо, когда он вошел в опустевшую комнату, где все говорило о недавнем пребывании здесь друга, только что его покинувшего.

Беппо сел за стол и долго смотрел на стул, на котором всего лишь час тому назад сидел Гаэтано; затем, решив не ложиться, он взял книги, чернильницу, бумагу и принялся работать.

Но — странное дело! — во время работы лампа трижды гасла и вовсе не внезапно, и вовсе не случайно, но сама по себе, словно уста, переставшие дышать, словно отлетевшая душа.

Трижды Беппо вновь зажигал ее, убеждаясь каждый раз, что причиной не могло быть отсутствие масла: к рассвету резервуар ее был еще наполовину полон.

Беппо был суеверен, как все меланхолические натуры. Боль расставания с Гаэтано превратилась едва ли не в угрызения совести, а грусть перешла почти в отчаяние.

Кстати сказать, по странному совпадению, лампа три раза гасла и в то время, когда Беппо писал родителям Антонио (ведь, как уже говорилось, Беппо было поручено сообщить им скорбную новость).

Забрезжила заря, а Беппо так и не ложился. Он надеялся, что дневной свет избавит его от мрачных мыслей, но свет этот был безрадостен, словно зимние сумерки, и, как молодой человек ни силился работать, труд ни на мгновение не мог отвлечь его от неотступной мысли, что Гаэтано грозит какая-то опасность.

И действительно, дорога из Болоньи в Рим длинная, и если даже сегодня путешественники, следующие по ней на почтовых лошадях ночью, не уверены в своей безопасности, то что говорить об эпохе, когда происходили описываемые нами события. Как бы ни спешил Гаэтано, нельзя было надеяться, что он совершит путь из Болоньи в Рим менее чем за шестьдесят часов; поскольку он отправился вечером и не должен был останавливаться — а Беппо знал, что его друг ни под каким предлогом не остановится, — то Гаэтано предстояли три опасные ночи.

День, полный печали, завершился еще печальней. Похороны Антонио были назначены на вечер — при свете факелов, как это принято в Италии; за фобом шел весь Болонский университет, за исключением Гаэтано и убийцы Антонио.

К одиннадцати вечера Беппо возвратился в свою комнату настолько уставший, что даже не пытался бороться со сном и, улёгшись на кровать, почти тотчас уснул.

Но едва только погасла лампа, едва закрылись его глаза, едва мысли утратили ясность, как Беппо, испустив крик, вскочил с постели и ощупью нашел шпагу.

На церкви святого Доминика пробило одиннадцать вечера.

После минутного размышления Беппо вновь зажег лампу и сел на постели, бледный и задумчивый, не выпуская шпаги из рук.

Только что он видел во сне, как Гаэтано посреди дороги отбивается от дюжины мужчин со зловещими физиономиями. Беппо словно слышал слившиеся в один выстрелы двух пистолетов, и, хотя он уже проснулся, в его ушах еще звучал голос, звавший на помощь.

И все же через несколько мгновений его разум совладал с этим беспричинным страхом, он вновь лег и уснул.

Но сновидение продолжилось, будто начавшееся действие, которое неизбежно должно завершиться.

Беппо увидел Гаэтано: он лежал на обочине дороги, раненный в сердце. Затем ему привиделась только что засыпанная землей могила посреди какой-то уединенной местности, в покрытых снегом горах, — ее холмик одиноким черным пятном выделялся на белоснежном зимнем покрове.

Когда после этого третьего сновидения Беппо проснулся, день уже наступил.

В тот день ему предстояло держать экзамен. Но, вместо этого, молодой человек встал, облачился в дорожную одежду, взял оружие и кошелек, купил самую выносливую, какую только мог найти, лошадь и отправился на поиски Гаэтано или хотя бы каких-то сведений о нем. Он решил ехать и днем и ночью по той же дороге, по какой отправился его друг. Когда лошадь не сможет уже нести его на себе, он купит или наймет новую.

Следуя этому решению, он скакал с семи утра до десяти вечера, сделав только одну получасовую остановку в Лояно; он хотел скакать и ночью, но лошадь этого не выдержала бы: она проделала путь в пятьдесят миль и теперь нуждалась в нескольких часах отдыха.

Как уже было сказано, Беппо пришлось спешиться в десять вечера в Монте-Карелли, маленькой деревеньке, затерявшейся среди Апеннинских гор.

Он остановился на небольшом постоялом дворе, где обычно отдыхают только погонщики мулов, и, прежде всего позаботившись о лошади, вспомнил наконец о себе и заказал ужин.

Поскольку нетрудно было заметить, что молодой человек принадлежит к разряду путешественников куда более высокому, нежели те, что обычно останавливаются на постоялом дворе «Порта Росса», ужин ему подали в отдельную комнату.