Железный Хромец - Михаил Попов Страница 56

– Но тебе, должно быть, известно, что весы, на которых будут взвешиваться поступки, находятся не только в руках у моего господина.

Маулана Задэ слегка помрачнел.

– Известно, благородный Байсункар, но что же делать? Как помочь восторжествовать справедливости?

– Надо бросить на весы, которые справедливость держит в руках, кое-что еще!

Маулана Задэ был несколько озадачен.

– Еще? Что еще?

Глядя на него внимательным, спокойным взглядом, Байсункар сказал:

– Надо сделать так, чтобы Хурдек и-Бухари и Абу Бекр явились на встречу с эмирами.

– Но это же…

– И как можно скорее.

– Вы их убьете… – язвительно начал Маулана Задэ.

– …и тогда ты получишь возможность беспрепятственно покинуть город и увести отсюда всех, кого пожелаешь.

Бывший богослов ощерился, заходил кругами по комнате, почесывая рябые щеки.

– Очень ух неточные весы у вашей справедливости, тебе не кажется, благородный Байсункар?

Байсункар пожал плечами:

– Ты имеешь возможность сам проверить все гири, Маулана Задэ.

Сербедар остановился, широко расставив ноги и заткнув большие пальцы рук за красный пояс.

– Ты говоришь, покинуть беспрепятственно город?

– Это не я говорю, это говорит справедливость. Устами моего господина.

Раздраженный смешок в ответ:

– Я могу покинуть город в любой момент, и мне не нужно для этого ничьего разрешения!

Байсункар в ответ улыбнулся:

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Мы слышали историю про головы Буратая и Баскумчи.

Собиравшийся и далее бросаться словами, Маулана Задэ осекся и насторожился.

– И должен сказать тебе, таинственный и предусмотрительный Маулана Задэ, что история с головами не может повториться, так же как и история с горящим хлопком на улицах Самарканда.

– Почему?

– Потому что ты не Старец Горы, а бывший слушатель самаркандского медресе. У того были сотни федаинов ^[48], готовых в любое время отдать свою жизнь по первому его требованию, тебе же удалось втянуть в свои сети несколько безрассудных мальчишек, и весь их запал ты истратил на то, чтобы запугать Ильяс-Ходжу,

Маулана Задэ снова заходил по комнате, но намного медленнее.

– Кроме того, Ильяс-Ходжа был не готов к такому повороту, чагатаи считают все рассказы про ассасинов сказками времен хана Хулагу. А Тимур готов ко всему.

– Так чего хочет Тимур? Чтобы я привез к нему Хурдека и-Бухари и Абу Бекра? Привез на расправу? Но кто меня убедит в том, что расправа над ними не будет и расправой надо мной?

Байсункар пожал плечами:

– Никто.

– То есть как «никто»?!

– Тебе остается лишь довериться благородству эмира Тимура и его чувству благодарности.

Маулана Задэ громко засмеялся:

– Где это видано, чтобы прочные взаимоотношения людей строились на принципах благородства и благодарности?

– И тем не менее у тебя нет другой надежды, кроме как на благородство и благодарность.

Обессиленный этим невыносимо глупым, на его взгляд, разговором, бывший богослов рухнул на подушки, что-то бормоча про себя и нервно хихикая.

– Вот в чем тебе еще дает слово мой господин: в первую встречу твоих висельников никто не тронет, и они вернутся в Самарканд сытыми и довольными. Твоя честь, если она имеет для тебя значение, будет сохранена.

Маулана Задэ оторвал лицо от подушек и покосился в сторону Байсункара:

– И я вернусь?

– И ты.

– Тимур не возьмет меня в свою свиту?

Визирь отрицательно покачал головой:

– Нет.

Оттолкнувшись от подушек, Маулана Задэ сел на них;

– Тогда я ничего не понимаю. Для чего тогда эта встреча? А-а, угощение будет отравлено!

– Нет, угощение не будет отравлено.

– Ничего не понимаю, ничего не понимаю, – торопливо и недовольно бормотал сидящий.

– В свое время ты все поймешь. И потом, тебе ведь важнее не то, понимаешь ли ты что-нибудь, а останешься ли ты цел. Правильно?

Маулана Задэ покосился на него, злобно мерцая глазами.

– Кто знает, кто знает…

Утром следующего дня группа примерно из сорока всадников выехала из Самарканда в направлении местности Кан-и-Гиль. Сербедарские вожди долго спорили относительно того, стоит ли брать с собой большую охрану. И предмет для спора действительно был.

С одной стороны, не могли же они приехать в становище эмиров втроем, с другой – слишком большая свита могла быть сочтена эмирами несоответствующей их чину и положению и, стало быть, оскорбительной.

Сошлись на сорока всадниках. И не много и не мало. Путешествие совершалось в молчании, все, что три соратника могли сказать друг другу, было сказано накануне и не по одному разу.

С вершины небольшого плоского холма они впервые увидели шатры эмирского войска. Зрелище это было впечатляющим, трудно было окинуть его одним взором.

Инстинктивно посольство висельников притормозило бег коней – в этом сказалось их последнее сомнение в правильности принятого решения.

Но недолго суждено было длиться этому сомнению. Оказалось, что навстречу им высланы встречающие – несколько десятков всадников в праздничном облачении. Они издавали приветственные крики и запускали в небеса стрелы.

Положив ладонь на рукоять меча, Хурдек и-Бухари наклонился к уху Абу Бекра:

– Если мы сейчас ударим по ним, то опрокинем, и у нас останется время, чтобы оторваться от погони.

– Это последняя возможность свернуть с гибельного пути, но мы ею не воспользуемся, – сказал в ответ трепальщик хлопка, и голос его звучал обреченно. Он плоховато сидел в седле и вообще выглядел подавленным.

Стоявший чуть в стороне Маулана Задэ, словно почуяв, что за его спиной происходит что-то ненадлежащее, хищно обернулся, и оба великовозрастных товарища его внутренне вздрогнули под его взглядом.

– Я не хотел ехать, я знал, что мне нельзя сюда ехать, я знал, что меня могут убить, если я приеду сюда… и вот я здесь, – прошептал Хурдек и-Бухари.

Но как часто случается в жизни, ожидания сербедарских вождей не оправдались. Уже очень скоро они сидели за огромным и роскошным дастарханом. Особенно поражало воображение то, что устроен он был в голой местности, вдали от дворцовых кухонь и кладовых.