Леопард охотится в темноте - Уилбур Смит Страница 53

Огромное имение «Кинг Линн», казалось, ждало, так же как и они, когда это случится.

Очень давно оно было отвоевано у дикой природы. Стимулом для его постройки была любовь мужчины и женщины, и на протяжении многих десятилетий имение развивалось благодаря любви других пар. Основатели и их потомки лежали сейчас на обнесенном стеной кладбище, но именно благодаря их стараниям имение процветало. Лишенное такой важной для жизни составляющей, как любовь, имение, попав в руки иностранцев из далекой страны, начало увядать и разрушаться.

Даже после того, как Крейг перестроил дом и выпустил на пастбища животных, имению не хватало важного элемента. Любовь наконец начала расцветать в «Кинг Линн», и радость, которую Сэлли-Энн и Крейг испытывали друг от друга, казалось, стала излучаться самим имением на холме, пропитывать саму землю, заставляя ее дышать жизнью и обещанием новой любви.

Матабелы поняли это немедленно. Когда Сэлли-Энн и Крейг ездили на помятом «лендровере» по пыльным дорогам от одного загона к другому, женщины поднимали головы от деревянных ступ, в которых они толкли маис, или поворачивались в их сторону под огромным грузом хвороста и приветствовали, провожая любящим и знающим взглядом. Старый Джозеф ничего не говорил, но застелил постель в спальне Крейга с четырьмя подушками, всегда ставил цветы с той стороны кровати, которую выбрала Сэлли-Энн, и обязательно приносил им в спальню на рассвете четыре бисквита, приготовленных по специальном рецепту.

Три дня Сэлли-Энн себя сдерживала, но однажды утром, сидя в кровати с чашкой чая в руке, она не выдержала.

— Из этих занавесей получатся неплохие полотенца для посуды, — сказала она. — Она показала недоеденным бисквитом на дешевые неотбеленные миткалевые занавеси, закрывавшие окна.

— Можешь предложить что-нибудь получше? — коварно спросил Крейг, и Сэлли-Энн попалась в ловушку. Занявшись выбором занавесей, она не могла пройти мимо всего остального. Она занималась проектированием мебели, которую должен был воплотить в дереве родственник

Джозефа — умелый столяр. Она разбила новый огород и высадила новые кусты роз взамен умерших от недостатка ухода.

Затем к заговору подключился Джозеф, предложив ей выбрать меню на ужин.

— Нкосазана, сегодня будет жаркое или карри из курицы? — спросил он.

— Нкози Крейг любит рубец. — Сэлли-Энн узнала об этом в одном непринужденном разговоре. — Ты можешь приготовить рубец с луком?

Джозеф просиял.

— Перед войной, когда в «Кинги Линги» приезжал генерал-губернатор, я всегда готовил для него рубец с луком. А он говорил мне: «Джозеф, очень вкусно, лучший рубец в мире!»

— О'кей, Джозеф, значит сегодня мы будет лакомиться твоим лучшим в мире рубцом с луком, — ответила со смехом Сэлли-Энн, но поняла, какое важное решение было принято поваром, только когда он официально вручил ей ключи от кладовой.

Она присутствовала при рождении первого теленка. Роды были трудными, потому что головка теленка была повернута назад, и Крейгу пришлось намылить руки и помочь ему появиться на свет. Шадрач и Ганс Грюнвальд держали корову, и Сэлли-Энн высоко поднимала лампу, чтобы Крейгу было лучше видно, что он делает.

Наконец животное появилось на свет, и все увидели, что это телка, бледно-бежевая, с длинными неуклюжими ногами. Как только она припала к вымени матери, они оставили ее на попечение Шадрача и вернулись в дом.

— Это одно из самых чудесных событий в моей жизни, любимый. Кто научил тебя этому?

— Мой дед Баву. — Он обнял ее в темноте спальни. — Ты не чувствовала отвращения?

— Рождение завораживает меня.

— Подобно Генриху VIII, я предпочитаю зачатие, — со смехом сказал он.

— Ты просто дикарь, — прошептала она в ответ. — Разве ты не устал?

— А ты?

— Нет, — призналась она. — Не могу сказать, что устала. Она предприняла одну или две нерешительных попытки вырваться из его объятий.

— Я получила сегодня телеграмму, что сертификат на «сессну» готов, — сказала она. — Мне нужно отправляться в Йоханнесбург, чтобы забрать ее.

— Если можешь подождать две-три недели, я полечу с тобой. Юг континента охвачен страшной засухой, и цены на скот резко упали. Мы могли бы облететь вместе несколько крупных ферм и совершить ряд выгодных покупок.

Она согласилась, и потекли дни, наполненные для них любовью и работой. Работа была связана с фотоальбомом, новым романом, проверкой материалов для ее отчета «Уайлдлайф Траст», с последними приготовлениями к открытию «Вод Замбези», а также с управлением и развитием фермы.

С каждой неделей слабела ее воля к сопротивлению чарам Крейга и «Кинг Линн», неотложные дела ее прошлой жизни постепенно исчезали, и наступил день, когда она вдруг поняла, что называет имение на холме «домом», и почти не удивилась этому.

Еще через неделю из Хараре доставили заказное письмо. Это был бланк заявления на возобновление гранта «Уайлдлайф Траст». Она не стала, как обычно, заполнять его немедленно и отсылать, а положила в сумку для фотоаппаратов.

«Завтра заполню», — сказала она себе, в глубине души, понимая, что настал переломный момент в ее жизни. Перспектива летать в одиночестве по всей Африке, спать, где придется, мыться, когда получится, и владеть собственностью, состоящей лишь из смены белья и фотоаппаратов, не казалась ей такой же привлекательной, как раньше.

Тем вечером, за ужином, она оглядела огромную, практически пустую столовую, которую украшали только новые занавеси, погладила длинный обеденный стол из родезийского тика, который под ее руководством изготовил родственник Джозефа и который, как она надеялась, скоро покроется благородной патиной. Потом она посмотрела поверх свечей на сидевшего напротив нее мужчину и ощутила страх и странный восторг. Она поняла, что приняла решение.

Они пили кофе на террасе, слушали пение цикад в джакарандах и писк летающих под желтой луной летучих мышей.

Она прижалась к его плечу и прошептала:

— Крейг, дорогой, пришло время сказать тебе. Я так сильно люблю тебя.