Пустыня всадников - Варвара Еналь Страница 5

Фиолетовая ночь опускалась на землю звездным куполом, и только огромный Буймиш разгонял мрак, разливая розовый неуверенный свет. Камни, поднимавшиеся повсюду, напоминали прямоугольные столбы с обломанными верхушками, и их тени, точно сигнальные линии, перечеркивали долину.

Мэши с отцом спускались по склону, и ей казалось, что идти не так уж и тяжело. Тело само неслось вперед, а странный вид каменистой местности завораживал. Такого ей видеть еще не приходилось. Да и как бы она могла заглянуть за границы Города?

Окна всех домов выходили внутрь каменного кольца гор, а на сторожевые башни детей никогда не пускали. И сейчас Мэши даже забыла страх — так удивляли ее странные ровные каменные обелиски. Как будто их поставили тут специально. Выточили, придали правильную прямоугольную форму. Откуда здесь взялись эти камни?

Мэши спросила отца, но тот отмахнулся и быстро проговорил:

— После. Сейчас нам надо благополучно миновать эту местность. Нас могут разглядеть со сторожевых башен, потому держимся в тени и шагаем быстро.

И Мэши припустила следом за отцом с удвоенной скоростью.

Они прошагали всю ночь, обогнули горные хребты Третьего и Четвертого Городов. Оба они были окружены странными камнями-обелисками. А дальше земля стала более темной, покрылась травой, узкой и извивающейся. Таких трав Мэши сроду не видела. В Третьем выращивали злаки — длинненькие стебли с крошечными горошинками зерен по краям. И еще стручковые — крупные твердые шарики желтого цвета, в кожистой оболочке. Ниаху, нишуи, намия — все это употреблялось в пищу. Из ниаху получался отличный суп, надо было только побольше добавить муки из мукокки да накидать ароматных приправ.

А тут завивающиеся стебельки цеплялись за штанины, обхватывали щиколотки нежно, мягко. И их прикосновения пугали, казались неприятными, зловещими. Мэши и сама не могла понять почему. Но торопилась, торопилась.

Через несколько часов ноги загудели от усталости, словно в каждом ботинке появились тяжеленные камни. Но отец и не думал останавливаться. Шагал вперед и вперед. Города остались за спиной, каменные обелиски тоже. И перед путниками вырос сероватый холм, весь покрытый деревьями. Обычными деревьями, не Гигантами.

В Городах не разводили даже обычных деревьев, осторожничали. Потому Мэши их видела только на нарисованных картинках да на плакатах в теплицах; там были представлены изображения всех видов растительности, что водилась на Эльше.

А тут, залитые розовым светом, они поднимались на фоне Буймиша большими, толстыми стволами. От самой их макушки отходило множество лениво шевелящихся длинных ветвей, которые склонялись почти до земли. На каждой ветке завивались тоненькие усики — Мэши могла рассмотреть каждый завиток. Потому что Буймиш в этих местах не закрывали склоны Городов, и он свободно сиял над равниной, над холмом и над деревьями.

— В этом лесу и передохнем. Совсем скоро поднимется Светило, — сказал отец, останавливаясь перевести дух и оглядываясь назад, словно прикидывая, какой большой путь им удалось пройти за ночь.

— Ты что? Как же мы будем спать в лесу? Среди деревьев? — буркнула Мэши, тяжело дыша после быстрой ходьбы.

Что это он придумал? Идти прямо в лапы к деревьям, пусть и не Гигантам? Так это верх глупости!

— Здесь есть удобные скалы, они на самой макушке холма выступают, как проплешины. Вот там и отдохнем. Я же тебе говорю: я знаю дорогу. Так что, Мэши, нам осталось с тобой совсем немного — только подняться на холм.

— Отец… Как же мы…

— Очень тихо и спокойно. Сейчас проведу. Если только тут не изменилось все за последние пару десятков лет. Но что-то мне подсказывает, что вообще ничего не изменилось.

— Почему? Почему ты думаешь, что все осталось по-прежнему, как в те дни, когда ты был молодой и только пришел в Город?

— Потому что некому менять. Люди в этих местах не бывают. Тут, Мэши, не ступала нога человека уже очень и очень давно. Мы будем с тобой первыми за два десятка лет, наверное. Всадникам здесь тоже делать нечего. А деревья эти, с длинными ветками, — они совершенно несъедобные. Использовать у них можно только древесину, она достаточно крепкая. И цвет у нее должен быть красивый, темно-коричневый, с черными прожилками. Вот только после Железной войны люди уже не используют древесину и вырубать эти деревья некому. Вот посмотри, Мэши, как они сильно разрослись.

Чем ближе Мэши подходила к лесистому холму, тем выше и мощнее становились деревья. Стволы у них оказались гладкими и такими толстыми, что Мэши вместе с отцом не смогли бы обнять их. Землю покрывали завивающиеся усики от веток, изящные и гибкие. Мэши вдруг пришла мысль, что деревья создают свой узор на земле. Серые завитки на бледно-зеленой траве.

И они шевелились еле заметно, с тихим шорохом. Перекатывались, передвигались, меняя узор. То ли от ветра, то ли еще от чего. Едва Мэши с отцом вошли под сень леса, как древесный шорох заполнил все пространство. Переговариваются деревья, что ли? А вдруг действительно переговариваются и желают поскорее заполучить новую пищу?

— Деревья едят людей? — спросила Мэши, хватая отца за руку.

Отец сжал ее ладонь, оглянулся и еле заметно улыбнулся. Заговорил, и в голосе его послышались теплые и немного веселые нотки.

— На самом деле нет. Эти деревья — они же обычные. Не Гиганты. Они питаются через свои корни, получают соки из земли. Соки и воду. Земля питает их, понимаешь? Та самая Настоящая Земля, которой мы так боимся. Именно она и нужна деревьям. И Гигантам, между прочим, тоже нужна такая земля.

— А в школе Айгуши учила нас, что Гиганты убивали людей, съедали живьем, утаскивали под землю.

— Да, я знаю, вас хорошо пугают в школе. Но я-то вырос не в Городе, я пришел с Плавающих домов. А там нас такому не учили. И сама подумай, если бы Гиганты питались людьми, что бы им помешало преодолеть Городские горы и напасть? Если мы для них пища, то ради пищи можно сильно постараться. Всадники вот стараются и нападают, и горы им не преграда.

Отец поднимался на холм с завидным упорством, не останавливаясь, не переводя дыхание. Мэши еле поспевала за ним. И, с трудом преодолевая усталость, она думала, что такого отец не говорил еще ни разу.

— А помнишь место у Длинного океана, которое называется Соленой равниной? Там вся земля перерыта, остались одни развалины. Место Печали и Памяти, помнишь? Там погибли мирные люди, и это Деревья их уничтожили. Говорят, что даже костей человеческих не осталось, — Гиганты все перемололи. Это ведь Гиганты сделали, и это было на самом деле.

Изображения Соленой равнины были во всех школьных книгах. Раз в год, когда Буймиш опускался к самому горизонту, люди в Городах вспоминали гибель прошлой цивилизации. Тогда гудели и гудели полоски металла Габуиши, а к каменным обелискам в центре Городов дети верхом на ящерах везли и везли сплетенные в венки злаковые и ветки хисиемы с ягодами. Это для того, чтобы никогда не забывать о тех, кто погиб в Железной войне. Печаль и Память — вот о чем говорили в те дни. И неизменно вспоминали место массовой гибели мирных людей. Ведь когда-то именно в Соленую равнину (прозванную так в честь очень соленой воды в Длинном океане) мужчины свезли свои семьи. Женщин, стариков и детей. Построили для них убежища и надеялись, что их родные уцелеют. Как деревья смогли пробраться к океану? Это учителя не знали. Но Гиганты жестоко отомстили людям, никто не уцелел в Соленой равнине. Никто.