Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - Виталий Шипаков Страница 5

1

Бойкий луч высокого послеполуденного солнца пробрался сквозь пробитое под самым потолком конюшни маленькое оконце и осветил лицо лежавшего, укрывшегося тулупом то ли парня, то ли молодого мужика. Он давно уже не спал, но ночь любви да винный хмель сделали его настолько слабым, что сил не было размежить веки. Однако неугомонное небесное светило принялось бесцеремонно ласкать курчавые светло-русые волосы, высокий лоб, по-девичьи припухлые, украшенные тонкими шляхетскими усами губы, мягкий бритый подбородок, и обладатель их открыл оттененные густыми темными бровями большие карие в зеленую искорку глаза, сразу полыхнувшие разбойной лихостью.

Именно глаза делали это немного женственное лицо редким образцом сочетания мужества и красоты.

Сладко потянувшись, парень скинул с себя тулуп и, взмахнув далеко не богатырскими, но мускулистыми руками, ловко вскочил на ноги. Золотая цепь на шее с православным крестиком, белого шелка рубашка, подпоясанные кожаным поясом красного сукна шаровары, заправленные в того же цвета остроносые сапоги, подбитые серебряными подковками, и пальцы, сплошь унизанные перстнями, придавали ему чуждый для московита вид. Но древнеросская белокурость волос, едва приметная монгольская раскосость глаз вкупе с чуть широковатым носом не позволяли сомневаться, что это русский человек. Любой, даже не шибко искушенный соглядатай, легко признал бы в нем казака. Лишь казак мог нарядиться столь дорого и пестро, а уж тем более сбрить бороду, как какой-нибудь немец иль поляк. Торчащая из-за голенища сапога усыпанная самоцветами рукоять кинжала и пристегнутая к поясу сабля в старых побитых ножнах только подтверждали это звание. Он и вправду был казак, да не простой, а есаул по имени Иван со звучным прозвищем Княжич.

Долгий и тернистый путь привел Ивана в дом его невенчанной жены, красавицы-княгини Елены Новосильцевой, а начался он, конечно же, на Дону.

2

В станицу Княжич угодил не по своей охоте, а прибыл в маминой утробе, от того считался коренным казаком. Вообще-то девки-бабы на Дон не бегали, но тут особый случай. Боярской дочери Наташе полюбился лихой красавец, начальник батюшкиной стражи Андрей. Чем любовь кончается в такие годы – Наталье было восемнадцать, а Андрюхе двадцать пять – догадаться немудрено. Чтобы избежать вселенского позора для нее и лютой смерти для него, влюбленные решили убежать в казачьи земли. По закону братства, вольных воинов с Дона никого никому не выдавали, даже грозному царю, а про боярина и говорить нечего.

Поначалу жизнь у молодых в станице непросто складывалась, потому как бабы там большая редкость. Ну, наложницу иметь из полонянок еще куда ни шло, а чтоб жену…

Но Андрей не только был отчаянным рубакой силы богатырской, мог коня ударом кулака свалить, он еще и в пушкарском деле разумел, оружие помельче – пищали, да пистоли ¹⁰ всякие, чинить умел, а нужный человек, даже с такой причудой, как слабина на бабий пол, всегда людьми достойно принят будет.

Имел отец Ивана и другие, более редкие для казака таланты. Знал грамоту, три иноземных языка – турецкий, польский да татарский, а потому достойно мог любых посланников принять, чем сослужил большую службу войску вольному, за что и прозван был не абы как, а Княжичем.

Как ни странно, но Наталья на Дону тоже ко двору пришлась. Еще в девичестве в отцовском доме подружилась она с лекарем немчином и много навыков полезных у него переняла. Знала травы целебные, умела снадобья из них готовить, но особо преуспела в лечении ран, что рубленых, что стреляных. Не землей их присыпала, как другие горе-знахари, а прижигала ножичком каленым или вовсе, что одежду рваную, штопала иглой. Не в пример другим, гораздо лучше заживали раны, ею пользуемые, многим казачкам Наталья жизнь спасла.

Так и жили, не сказать, чтобы особенно тужили. Андрюха даже дом построил, да не просто дом, а целую усадьбу, наподобие тех, что на Руси ставят дворяне-однодворцы.

3

Маленькие беды начались, когда Ванюшке было от роду пять лет, когда отец ушел с ватагой малоросских казаков воевать нечистых турок. Это позже чубатые черкассы присягнули королю шляхетскому, а донцы царя Ивана поддержали, но тогда еще все вместе ходили за море добычу брать и христианский люд освобождать, томящийся у нехристей в неволе.