Защитник - Конн Иггульден Страница 49

От соленого воздуха и блеска волн у Ксантиппа кружилась голова, как у пьяного. Он понимал, что впереди подстерегают опасности, но знал, что обучил флот тактике и военным сигналам. Экипажи обрели хорошие навыки таранить, топить и поджигать и уже уподобляли себя акулам, преследующим персидские корабли. Охота была приятной; он с нетерпением ждал ее начала и ощущал такое же нетерпение в других командирах, когда бы они ни встречались. От военачальников Коринфа и Мегары до самого спартанского царя – все они в тот год были греками. Всех объединяло сильное братское чувство, которое могло пережить даже войну. Они хотели дать отпор персам, сжигавшим их дома, убивавшим и насиловавшим их народ.

Ксантипп слышал, что разграблению подверглись Платеи, отважный городок, уничтоженный врагом по пути к Афинам. Его жители бежали в горы, но некоторые пришли, чтобы встать рядом с Аристидом, как это было при Марафоне. Это был старый союз, основанный на общем языке и богах. В тот год они были одним народом.

Ксантипп вспомнил семейное хозяйство, через которое проезжал по пути в Спарту. Кимон, Релас и Онисим, как и он, вернувшиеся на флот, возможно, вспоминали те три вырытые ими могилы и пыльную землю, которую сыпали на бледные мертвые лица. Вот почему было правильно охотиться на убийц, творивших бесчинства. Ксантипп не чувствовал милосердия к врагу.

Он посмотрел на корабли вокруг, и на сердце полегчало. Моря бескрайни, но Ксантипп знал, что, куда бы ни пошел персидский флот и где бы ни собирал продовольствие, везде останется след. И хотя часть кораблей отправились домой со своим царем, другие разлетелись кто куда, и сообщения о них поступали уже несколько месяцев. Слухи передавались от рыбацкой лодки к торговцу. Ксантипп знал, что персы все еще где-то там, и надеялся, что их военачальники бдят и боятся, ведь они пришли на бойню. Грекам предстояла тяжелая работа. Прольется еще немало крови, прежде чем Ксантипп сможет обрести покой. Где бы враги ни стали на якорь – для отдыха или ремонта, – он найдет их. В конце концов, он ходил по водам греческого моря, а не персидского.

С вделанных в причал железных стоек смотали канаты. Внизу загремели весла, нос оттолкнули, корабль качнулся. Гребцы внизу устраивались поудобнее, прилаживали на место тканевые подушечки или стирали камнем расщелину, которая могла поцарапать или занозить бок. Впрочем, такое случалось редко. За несколько недель подготовки корабль заново отшлифовали и смазали маслом от борта до борта. Небольшой трюм на корме заполнили бочонками с водой, бобами, солью, сушеным мясом, мешками с зерном и даже свежими фруктами, которые следовало съесть быстро, пока они не испортились.

Огромный глаз на носу корабля обратился к открытому морю. Внизу медленно и ритмично работали гребцы, и кормчие аккуратно разворачивали судно. На палубе выстроились двадцать гоплитов в полном вооружении. Они принесли с собой жаровню и теперь молча ждали, пока огонь коснется кедровых стружек. Поднялся бледный дым. Ксантипп смотрел на это с сыновьями и Эпиклом.

На набережной жрецы пробирались сквозь толпу, чтобы провести обряд жертвоприношения богам и вымолить удачу и успех. С десяток потных мужчин тянули на веревках черного быка, а он сопротивлялся со всей своей ужасающей силой. Толпа в испуге отхлынула.

Жрецы, люди опытные и умелые, подошли к животному, не выказывая страха, хотя бык угрожающе мотал огромной головой и фырчал. Они стали лить на него воду из тяжелого кувшина и бросать на его следы ячменные зерна. Бык вскинул голову, и главный жрец, воспользовавшись случаем, перерезал ему горло, сделав одно-единственное движение таким острым ножом, что животное как будто даже ничего не почувствовало. Кровь полилась на землю, а бык стоял неподвижно, скорбно мыча и явно сбитый с толку, пока люди вокруг скандировали и пели. Голос толпы вскинулся огромной волной. Люди пели для Афины, чей город любили всей душой. Пение это продолжалось дольше, чем хотелось главному жрецу, так что он в конце концов поднял руки, призывая к тишине. Жертву посвятили Афине и Посейдону – за ласковое море, Аресу, богу войны, и Аполлону – за благословенный свет. Благословения попросили у многочисленных героев, включая мореплавателей Геракла, Одиссея и Тесея. Все трое проделали долгий путь через этот самый океан в поисках приключений, мести или просто возвращаясь домой.

Бык внезапно пошатнулся и упал на колени. Часть крови собрали и бросили на угольную жаровню, откуда она, шипя и плюясь, вознеслась к богам облачками пара. На борту афинского флагмана, стоявшего в двадцати шагах от берега, Ксантипп произнес личные обеты. Он молился о победе для Аристида, о мудрости и сдержанности для Фемистокла в управлении городом. Он молился о том, чтобы сил ему хватило на один час больше, чем врагам. Рядом с ним, прикрыв глаза, молились сыновья.

Когда жрецы на причалах подняли руки, давая понять, что жертвоприношение окончено, Ксантипп подошел к самому краю палубы и опустился на одно колено. Они склонили голову в ответ. И в этот момент он стал свободен. Свободен для охоты.

Глава 20

Когда по всему лагерю зажгли лампы, Аристид выпил холодной воды, смывая с горла пыль, которой наглотался за долгий поход.

Первый день выдался немного хаотичным. Чтобы убедиться, что работа будет выполнена хорошо, Ксантипп предложил назначить своих людей в ночной патруль. Он также выслал далеко вперед разведчиков, соперниками которых стала группа спартанских мальчишек и несколько мужчин из Северной Потидеи, – в общем, застать союзную армию врасплох представлялось невозможным. Ксантипп понимал, что по мере определения предстоящих задач станет больше путаницы и дублирования, но людей нужно было чем-то занять, и он никому не доверял так, как своим.

Когда они разбили лагерь в ту первую ночь, какие-то силы еще продолжали прибывать, причем союзники, несмотря на наличие общего врага, плохо знали друг друга или не знали вообще. Большинство располагались обособленно или группировались с соседями. Аристид видел, что коринфяне подтянулись к другим армиям из Пелопоннеса, посланцам Спарты и Сикиона. Подобным же образом платейцы и мегарцы устроились рядом с афинскими гоплитами. Бросалось в глаза отсутствие Фив. Люди из Трезена или с острова Эгина просто плевались, когда кто-то упоминал этот город. Особую ненависть вызывали те, кто обменял честь на золото и стал служить персидскому царю. Их предательство не имело большого значения, пока Персия оставалась далекой империей. С вторжением отношение к ним изменилось до нетерпимого.

После долгого дня, проведенного в походе на север, все складывалось не так уж плохо. Аристиду понравилось, что Павсаний созвал старших командиров и стратегов в свою палатку. Даже без клятвы, которую спартанский регент потребовал от каждого полководца, было ясно, кто именно возглавляет объединенные силы. Если на флоте Афины удерживали баланс сил и при необходимости каждый капитан действовал в одиночку, то на суше ситуация складывалась иначе. Спарта привела десять тысяч лучших воинов и более тридцати тысяч илотов. Они были, безусловно, самой значимой силой из присутствующих и сами хорошо это понимали.

Аристид устало вздохнул и потер глаза. Весь день он шел рядом с более молодыми людьми. Испытание далось не слишком тяжело, но уже утром, едва проснувшись, он понял, что следующий день будет много хуже.