Дружина особого назначения. Книга 2. Западня для леших - Иван Алексеев Страница 47

Степа отхлебнул воды из ковша, снова уселся на лавку. Почему Пафнутьич считал, что дорога свободна? Произвел заранее разведку? Нет, этого быть не могло, поскольку Разик бы эту разведку засек и для него не было бы неожиданностью, что разбойники пришли по ручью и напали на усадьбу. Да и лазутчиков дружинники наверняка бы захватили, и нападение вообще бы не состоялось. Значит, опытный атаман пошел на дело без разведки, во что невозможно поверить. Тогда получается, что Чуме кто-то, кому он безоговорочно верит, скорее всего – сам Хлопуня, сказал, что засады или заставы на дороге точно не будет. (То, что Хлопуня, судя по словам Трофима, говорил о самовольстве Чумы, Степа во внимание принимать не стал, поскольку это явно была воспитательная акция с целью показать всем подручным атаманам выгоду послушания и подчинения.) Почему же Хлопуня был уверен, что путь для отхода свободен? Узнал от предателя из стражи? Но ведь предатель в ЭТОТ раз не мог знать, где будет засада, поскольку только двоим – Разику и подьячему – было известно место той засады. Предатель или должен был сказать хозяину, что в тот день расположение дружинников он не проведал, или же соврать. Зачем ему врать? Ведь после такого обмана он точно бы в живых не остался. Прошло два дня, а в московской страже потерь не было. Непонятно!

Степан опять поднялся и принялся расхаживать взад-вперед по просторной горнице. Давай зайдем с другого конца. Чума перед смертью сказал ему, что попал в засаду. А если в усадьбе была засада, то кто же погубил боярина с чадами и домочадцами?!! Первыми в усадьбу поспели опричники, которые, по словам Коробея, были уже в сборе, когда он сообщил им о признаниях случайно захваченного разбойника, и выступили раньше стражи. Но, может быть, пока одни опричники резво выступали для отвода глаз якобы на пресечение разбоя, другие уже были в усадьбе Задерея? Неужели это они устроили страшную резню, и лишь потом, дождавшись прихода Чумы, свалили на него всю кровь невинно убиенных? Для этих нелюдей подобное злодеяние – привычное дело. Но тогда получается, что опричники заранее знали о том, что ватага разбойников придет именно этой ночью и именно по ручью, поэтому они хорошо подготовились и быстро поубивали опытных и привычных к ночному бою лихих молодцов, чтобы правда не вышла наружу.

Степан вновь отпил из ковша, приложил его мокрое прохладное донышко к своему разгоряченному лбу. Сделанное им предположение выглядело весьма убедительно. Пафнутьич никогда не убивал безоружных. Не делал он этого и в ту, последнюю, ночь. Невинная кровь была на руках опричников. Но откуда они узнали о времени, месте налета и пути проникновения ватаги в усадьбу? Им кто-то сообщил заранее. Кто и зачем? Завистник Чумы из числа разбойников, возжелавших занять его место? Но место Чумы, судя по всему, займет не кто иной, как родной брат Трофимушко, на подлость в принципе не способный и никогда не встречавшийся с Пафнутьичем. К тому же приказать Чуме идти по ручью и сообщить о свободной дороге мог только сам Хлопуня. А если это он за какую-нибудь провинность подставил своего подручного атамана под ножи опричников? Тогда уже было неважно, есть или нет засада на дороге, поскольку по ней уходить будет некому. Постой-ка, ты же решил, что Пафнутьич не разведал дорогу для отхода потому, что Хлопуня сказал ему, что дорога свободна. А зачем Хлопуне было это говорить своему обреченному атаману? Пусть бы себе разведывал, все одно – его ждала засада в усадьбе! Тут что-то не так!

И вдруг ослепительная и яркая, как вспышка молнии, догадка пронзила мозг Степы, заставив его застыть неподвижно посреди горницы с крепко зажатым в руке пустым ковшом: Хлопуня точно знал, что на дороге в усадьбу будет засада, поэтому и отговорил Пафнутьича от проведения разведки! Иначе разбойники нарвались бы на дружинников, и весь замысел рухнул бы. И сообщить ему об этом мог только один человек – подьячий Якушка. Перед мысленным взором Степы быстро пронеслись все детали событий на позавчерашнем совещании у Коробея. Подлец и предатель подьячий, чтобы навсегда отвести от себя возможные подозрения и направить их на других, сделал так, чтобы разбойники напали на охраняемые тайной засадой дружинников окрестности, чего ранее, когда о местоположении застав и засад знали все присутствовавшие на совещаниях, не происходило! Теперь все вставало на свои места, рассуждения выстраивались ровно и плотно, одно к одному, как резные деревянные плашечки в правильно собранной детской игре-головоломке. Степа был твердо уверен, что обнаружил предателя. Однако его рассуждения были всего лишь догадками и не могли уличить Якушку, а без улики Степан никогда никого не карал, даже предателей. Никто его обвинениям не поверит, тем более он не мог рассказать стражникам о своем давнем знакомстве с Чумой и его последних словах. Но Степа был уже не в состоянии обдумывать свои дальнейшие действия. Возбуждение, вызванное волнением от внезапного появления брата, беседой с ним и напряженными размышлениями, сменилось наконец усталостью и апатией. Степа в изнеможении прилег на лавку, чтобы хоть немного поспать перед очередным днем службы, который, как и другие, мог быть наполнен всевозможными опасностями и смертельным риском.

Проснуться вовремя Степе не удалось, поэтому, когда он во весь опор влетел во двор стражницкого приказа, на ходу соскочил с коня, кинул поводья подоспевшему отроку и, слегка запыхавшись, почти вбежал в приказную избу, утреннее совещание уже заканчивалось. Впрочем, его появление прошло практически незамеченным, поскольку взоры всех присутствующих были обращены на Желтка, который должен был в этот день заступить в дозор со своим десятком. Вчерашнее утро было продолжением трагической ночи, в которую произошло нападение на усадьбу боярина Задерея, и стражницкие начальники, и сам Коробей были заняты выполнением указаний Малюты, отданных на месте преступления, поэтому развод произвели, что называется, на ходу и без предварительного совещания. Сегодня же Желток стал центром непрерывных обвинений и насмешек, адресованных поморским дружинникам, проспавшим нападение и не предотвратившим кровавого злодеяния. Ему припоминали гордыню и самоуверенность Разика, обвинявшего позавчера в этой самой палате всех и вся в нерадивости и даже предательстве. Желток сидел выпрямившись, не опуская головы, стиснув зубы и глядя прямо перед собой. Он молчал, поскольку сказать ему, собственно, было нечего.

Вчера утром на внеочередном сборе десятников отряда леших Разик подробно доложил обо всех событиях, в том числе – предшествовавших нападению. Он говорил отстраненно, не щадя и не выгораживая себя. Желток сидел возле самого окна и видел, как по двору, невдалеке от терема, ходит взад-вперед быстрым нервным шагом Михась. Его не было с Разиком в той ночной засаде, так как лекари пока не дали ему добро на возвращение в строй. Михась страшно переживал случившееся. Опытный боец был далек от мысли, что если бы он находился в ту ночь в десятке, то смог бы каким-то образом предотвратить трагедию. Однако отсутствие рядом с другом и командиром в минуту поражения, невозможность разделить с ним ответственность тяжким грузом легли на сердце Михася.

Когда Разик закончил доклад, Дымок поднялся, окинул командиров пристальным взглядом:

– Поспешных выводов не делаем, будем думать. Всем удвоить бдительность! Десятники свободны, кроме Желтка.