Ветер богов - Богдан Сушинский Страница 43

— Я понимаю, почему вы боитесь ступить на плот. Пока мы поговорим, он отчалит от берега и вам придется взяться за весла, — продолжала провоцировать его Мария-Виктория.

— Чего я никогда не смог бы простить вам, княгиня.

И все же Скорцени не оставалось ничего иного, как поддаться на эту провокацию. Открыв дверь хижины, штурмбаннфюрер обнаружил, что она разделена на два кубрика с разными входами. В каждом из них чернели низенькие нары, грубо сработанные столы и стулья, да еще виднелись небольшие бухты веревок с якорьками — словом, все то, чему и положено быть на любом суденышке.

— А знаете, для чего предназначен этот плот? — храбро вошла Мария-Виктория вслед за штурмбаннфюрером в один из кубриков.

— Нетрудно догадаться.

— Как и ошибиться. Вовсе не для того, что приписала ему ваша скудная солдатская фантазия. Истинное предназначение его — в другом. Когда к кому-либо из коммандос приезжает жена или невеста — в их распоряжение предоставляются плот и весь этот горный океан. А как вам такая роскошь?

— Командование позволяет смертникам подобные встречи? — удивленно проворчал Скорцени, стоя у небольшого иллюминатора, заимствованного для хижины, очевидно, у какого-то списанного катера. — Напрасно оно прибегает к этому. С той минуты, когда коммандос оказывается посвященным в камикадзе, жизнь его должна протекать подобно жизни монаха-отшельника — в уединении и самосозерцании. К чему излишние трагедии и душевные травмы?

— Своим камикадзе вы, конечно же, запретите всякую связь с грешным миром. О да! Там все будет в духе Скорцени, — продолжала в том же иронично-провокационном тоне княгиня. — Все, с чем соприкасается «первый диверсант рейха», сразу же должно быть подчинено законам средневекового рыцарства и мрачной армейской инквизиции.

— Послушайте, вы, армейский инквизитор, — резко прервал ее монолог Скорцени, — вы что, влюблены в меня? Откровенно, без кокетства…

Княгиня застыла с полуоткрытым ртом, проглотив все те слова, которыми собиралась завершить свою блистательную атаку.

— П-почему вы так решили, что будто бы я?..

— Мы не станем выяснять, почему я так решил. Вопрос, полагаю, вам ясен.

Мария-Виктория с опаской взглянула на Скорцени и отступила поближе к выходу. Еще немного, и она уходила бы от плота, оглядываясь на штурмбаннфюрера с той же тоскливой безучастностью, с какой еще недавно оглядывались двое коммандос.

— Вы хотя бы осознаете, что, задавая этот вопрос, вы уподобляетесь камикадзе?

— Уподобляюсь.

Они вышли из каюты и несколько минут рассматривали прибрежный склон, словно моряки — очертания неизвестного острова. В горной чаще озера было на удивление тепло, тем не менее Мария-Виктория зябко стягивала полы своего толстого, неженского плаща-накидки, сшитого по повседневному образцу из черного английского сукна. У Скорцени почему-то закралось подозрение, что он был пожертвован княгине хозяином виллы. Специально для этого свидания.

— Понимаю: вчера вам досталось от вашего унтерштурмфюрера, — почти искренне посочувствовала Сардони. — Ума не приложу, зачем она вам понадобилась в Италии в этот раз. Не собираетесь же вы вновь похищать папу римского. Разве что решили повторить неудавшуюся попытку?

— Что-то я не вижу рядом с вами господина Тото. Бедного, вечно молящегося монаха Тото из ордена христианских братьев. Его вопросы, как и сочувствие, звучали бы более профессионально. Кстати, почему его нет с вами?

— Как видите, прекрасно обхожусь без него.

— И на вилле «Орнезия» — тоже?

— Напрашиваетесь в гости, штурмбаннфюрер? — игриво повела плечами Мария-Виктория.

Вернувшись в каюту, она открыла небольшой настенный бар и извлекла из него бутылку вина, которая оказалась предусмотрительно открытой. За двумя фарфоровыми бокалами дело тоже не стало. Княгиня сама наполнила их уверенной рукой хозяйки.

— Если мне не изменяет память, в свое время я уже получил приглашение посетить «Орнезию».

— Оно нуждается в подтверждении?

— Нуждается.

Мария-Виктория предложила Скорцени стул и бокал. Лицо ее при этом покрылось паранджой строгости, если не суровости.

— Вы не ошиблись, господин штурмбаннфюрер, — первой сделала она несколько глотков. — Мне действительно нужно задать вам несколько вопросов. Я бы очень попросила не отказать мне в любезности ответить на них.

Вино было приторно сладким, каким умел наслаждаться разве что полковник Боргезе. Но Скорцени давно избрал для себя старые терпкие вина без кислоты и сладости и не собирался изменять устоявшемуся вкусу.

— Все зависит от смысла вопросов, — взглянул на часы. Завтрак был назначен на девять. Отъезд — на десять утра. В распоряжении оставалось не более получаса. Но и их Скорцени не собирался проводить на плоту, познавшем свидания стольких обреченных коммандос с их не менее обреченными возлюбленными.

«Как только Боргезе сумел додуматься до такого идиотизма?!» — все еще не мог успокоиться штурмбаннфюрер.

— Итак, вопрос первый…

— Был ли среди ваших гостей Вернер фон Браун, отчим «Фау»?

Скорцени нисколько не удивился ее вопросу. Наоборот, он вызвал у штурмбаннфюрера благосклонную ухмылку.

— Я понимаю: вы имеете полное право не отвечать на мой вопрос, — встревожилась княгиня. — А еще точнее — не имеете права отвечать на него.

— Что значительно точнее. Почему вы не задали его Боргезе?

— Потому что рассчитываю побывать здесь еще хотя бы однажды. Он попросту пристрелил бы меня, как шпионку.

— Вы убеждены, что я этого не сделаю?

— Знаю, что дважды не вешают, — традиция. Надеюсь, что она распространяется и на расстрелы.

— В любом случае она не распространяется на бедного, вечно молящегося монаха Тото? — пронзил ее испепеляющим взглядом Скорцени. В какую-то минуту княгине даже показалось, что он вот-вот выхватит пистолет и здесь же пристрелит ее. А что ему стоит — «первому диверсанту рейха»? Кто ему здесь, в Италии, и вообще в этом мире судья?

— Не стройте из себя мудреца: совершенно нетрудно было догадаться, что я обращаюсь к вам по его просьбе. Англичане и американцы давно интересуются этим «страшилищем Лондона». А в последнее время — особенно.

— Еще бы им не интересоваться фон Брауном! Но почему это обязательно должно растрогать меня? Вы хоть отдаете себе отчет, княгиня, что предстаете передо мной в роли английской шпионки?

Скорцени спросил об этом довольно спокойно. Однако Сардо-ни уже знала цену холодному спокойствию штурмбаннфюрера и обманывалась на сей счет крайне неохотно.

— Отдаю, естественно, — потребовалось мужество Марии-Викторин.

— Интерес Тото касался только личности фон Брауна?

— Это уже допрос, штурмбаннфюрер. Плот на озере Алессандра — еще не камера пыток гестапо.