Поединок во тьме - Михаил Соловьев Страница 40

— Пошли…

Когда в его затарку пробрались, успокоился я. Большая часть норы деревом отделана. Температура выше шахтной, хотя и прохладно, но скорее сыро. Пока отдыхали, пробрало меня даже под бушлатом.

Штрек дверью закрыт. Юрка смеется: здесь, говорит, собирал. Иначе никак. Без двери — влага. Потащил туда.

— Экскурсия, — говорит.

Штрек слепой оказался — аппендиксом. Слепой и короткий. В дальнем краю ручеек по стенке бежит. Дыру еще заметил небольшую под потолком, но спрашивать не стал. Вдруг у мелкотравчатого хозяина выход запасной имеется? Тайный. Захочет, сам покажет, а на нет и суда нет — Замора пока сомневаться в себе повода не дал.

Палатки ставим. Вещи сгрузили. Температура внутри домиков цветастых другая, и сырости подвальной нет. Уютно. Юрка из сидора две планшетки достает.

— Карта, — говорит, — если потеряетесь. Вот мы. Вот выход. Основные приметы нарисованы. Побежали теперь на Вовкину территорию, переходы и нычки смотреть.

На фанерках карандаши закреплены, все честь по чести, но видно, что рисунок несвежий.

Леваша его и так крутил, и эдак.

— План тожэ от пацанов тваих остался? — интересуется настороженно так.

Замора ржет.

— Не боись, — говорит, — эти живые. Для туристов делал пару лет назад.

— Турыстов?

— В Слюдянке сильно не поворуешь, тут ход ментовской, а жить как-то надо. Так что я в основном туристов сюда вожу.

Смеюсь:

— Их тоже в бушлаты одеваешь?

— Да нет, — улыбается Юрка. — Те в своих фирменных причиндалах лазят. Люди небедные.

— А что тут есть поглядеть?

— Водопады. Апатиты. Жилы вскрытые. Один из туристов все по рудничным дворам бегал. «Зона, зона», — орал.

— Какая здэсь зона? — Леваша удивляется.

— Вот и мне невдомек было, — продолжает Юрка. — Поинтересовался, а он мне книжку подарил. «Пикник на обочине» называется. Там зона была, где непонятно что произошло. Так же заброшенные вагонетки валялись. Оборудование. Опасностей всяких полно, а те, кто тащил оттуда всякую всячину, сталкерами назывались.

Я-то эту книжку знаю, а вот Леванчик, похоже, нет.

— Дашь почытать? — спрашивает.

А у меня и глаза на лоб. Ничего себе, паренек разошелся. На пользу командировочка.

Когда пошли, понял, что действительно на задумку Стругацких шахты похожи, только что Заморенок гайки не швыряет, как сталкеры в книжке той, и гравитационных кошмаров не наблюдается.

Коридоры, коридоры. Камень кругом. Штреки то сужаются, то распахнется вдруг пространство до залов огромных. Сталагмиты ледяные на полу местами торчат. Их Юрка аккуратно обходит и нам рассказывает, что вроде заметок они, если посторонний появится.

Эти растают, говорит, через месяц-другой, а потом, как земля промерзнет, опять нарастут.

В основном по территории, граничащей с козлякинской, гуляли. Показал нам Юрка два перехода.

— Эти, — говорит, — без ловушек, а еще в трех мастырки стоят.

В одном месте он сильно напрягся и базарит:

— Был кто-то. Стойте, нишкните — смотреть пойду.

И в нору чернеющую ныряет. Леваша сопит. Чувствую я, непривычно пацанчику моему под землей. Чего греха таить, камень и меня поддавливает, а как подумаешь, сколько здесь еще кантоваться, так и вообще не по себе.

«Ничего, — думаю, — свинорылый, скорей всего, сегодня-завтра здесь будет — все повеселей».

Тут Юрка вернулся. Рассказывает:

— Закрыл проход Вовка. Ловушка стоит. Если не глядя переться, обвал можно сочинить, а если кто за тобой идет, то и кости переломает.

Потянул нас за собой. Базарит:

— След в след давайте.

Когда до крепи дошли, наверх показал. Я глянул — мать честна, толстенное бревно на самом кончике балансирует. Заморенок нас рукой манит, пальцем тычет.

— Вот он, спусковой крючок, — говорит.

Глядим, жерди кусок поперек штольни лежит, а от него веревка по стене вьется. Запнешься ногой, и рухнет деревяшка на тех, кто позади топает.

— Еще неделю назад не было, — Замора шепчет, а у самого рожа хищная такая.

Прошли на вражескую территорию.

Юрка на стене метку белую нарисовал:

— Если заблудитесь, вспоминайте про ловушку и куда ход идет.

На планшетках карандашом тоже черканули, где и что. Когда на другую сторону вышли, Заморенок предупредил, чтобы не трогали ничего. Мол, у Козлякина глаз наметанный, сразу срисует, что был кто-то.

Далеко не ходили. Выкатились на рудничный двор под ствол шахты. Юрка фонарем наверх светит.

— Вот оно, — говорит, — наше место для догляда. Стационарный пост. Вовка туда не лазит, полагает, что там только вентиляционные ходы.

— А на самом деле? — интересуюсь.

— Так и есть — система вентиляции, но был там машинный зал. Обслуживающие норы вполне приемлемы, чтобы даже вы по ним ныряли. Окна на мою сторону есть и на Вовкину, так что обзорность в самый раз.

Смотрю, а наверху действительно дыры какие-то, а выше — просто смерть… Даже лучик фонарика теряется.

Внизу лестница видна.

— Тоже лиственничная? — спрашиваю.

— Конечно. Жизни одному пацану стоила в свое время. Сорвался он метров с семидесяти.

— Вовины проделки?

— А чьи же.

Тут Леваша в разговор полез.

— Вадапад? — спрашивает, и в сторону, где шум воды, пальцем тычет.

— Небольшой.

— Пасмотрым?

— Нет, — отрезал Юрка. — Сейчас переходы глядим и пойдем верхотуру нашу осваивать.

Оказалась всего одна нетронутая дорожка. Ею и вернулись.

Заморенок шел-шел, а потом говорит:

— Вход наверх там.

И пальцем тычет.

— Как забыраться? — Леваша интересуется.

— Ищите.

Присмотрелись, а в щели по стенке канат висит с узлами, черной краской выкрашенный.

Замора смеется:

— Вы, пацаны, — первые, кому я секреты свои показываю, глядите, конкурентами не станьте.

Посмеялись. Действительно, какая уж тут конкуренция, только сумасшедший Козлякин и может за этот ад руками-ногами держаться.

Когда наверх полезли, даже азарт мальчишеский появился. Ногами в скалу упираюсь, руками за узлы держусь. Лучик фонарика по камням мечется. Кое-где вода течет, будто слезинки блещут. Юрка сверху из норы торчит, указания дает. Когда поднялся, выяснилось, что из соседней дыры он для меня шумел. Полез я по проходу и опять вспомнил про шкуродер. Теснее, чем по старому руслу на входе. Метра три полз, за стенки цеплялся. Показалось даже, что сужается ход, а потом щель раздвинулась, и очутился я в небольшой комнате, квадратов двадцать площади.