Ветер с Варяжского моря - Елизавета Дворецкая Страница 37

– Больше-то речь о тебе шла, – напомнил Милута и тайком вздохнул. Он не мог неволить любимую дочь к нежеланному замужеству, но был всей душой огорчен тем, что такой выгодный жених ей не по сердцу.

– Ну, меня им не видать, а Спеха надо привезти! – решительно убеждала его Загляда. Она помнила, какими мрачными глазами Спех смотрел на нее и Снэульва, и вовсе не хотела держать его при себе. – А то вовсе чудины разобидятся: говорили про два сватовства, а как до дела, так ни жениха, ни невесты нет!

Должно быть, их дружные уговоры убедили Милуту – он больше не заговаривал о том, чтобы оставить Спеха в Ладоге. Парень повеселел, надеясь на скорую, встречу е Мансиккой, и стал приводить себя в порядок.

– Ты, батюшко, как сам знаешь, а я бы Загляду к варягам в гости не брал! – рассуждал он, принявшись чесать волосы, а вернее, немилосердно драть их костяным гребнем. – Нечего ей там делать. Они ведь, лиходеи известные, девок наших любят! А Загляда во всей Ладоге лучшая невеста – наш товар дорогой, дома-то сохраннее будет!

– Вот ведь заботник! – со смехом и возмущением фыркнула Загляда. – Умылся бы сперва! Вот был бы ты у настоящего воеводы, а не у купца в дружине —поглядела бы я, как бы ты стал воеводе советы давать!

– Да, сыне, крепко тебе от того парня досталось! – посмеиваясь, ответил Милута. – Синяки уже сходят, а зол ты на все ихнее племя!

– Чего я злой? – обиделся Спех. – Будто я один варягов опасаюсь! Про Ерика забыли разве?

– А про гостей он прав, душе моя! – сказал Милута дочери. – Коли ты к чудинам ехать не хочешь, то и к варягам тебе бы не ходить. Хотя и звали…

– Как скажешь, батюшко! – легко согласилась Загляда. Раз она не ехала в чудские леса, то и варяжских гостей ей не было жалко. – Я к Тормоду на берег пойду. Он там большую шнеку кончает, давно зовет поглядеть.

– Ступай, ступай! – позволил Милута, довольный, что дочь не настаивает идти на Варяжскую улицу. Отказать, ей он, как в душе знал, не смог бы. – А Спех тебя проводит. Ему ведь тоже мало радости к своему супротивнику в гости идти. Так, соловию?

– Да уж! – хмуро согласился Спех, натягивая на ногу кожаный поршень и принимаясь крестить ногу ремешком. Встречи с Мансиккой сегодня не ожидалось, и он не хотел трепать на вымоле сапоги. – Мало радости на варяжин глядеть. Лбы – что у быков, глянет – что ножом тыкнет!

Спеху и правда не хотелось лишний раз видеть Снэульва и вспоминать о своем унижении. Примирение и подарки поправили его честь в глазах товарищей, но сам себе он не мог не признаться, что никогда в жизни ему не побить длиннорукого свея. А кому же приятно сидеть напротив того, кто тебя бил?

Варяжская улица располагалась недалеко от Олеговой крепости и торжища. Вдоль улочки стояло несколько просторных гостиных дворов, принимавших на постой торговых гостей из северного заморья. Столбы их и причелины украшала варяжская деревянная резьба с переплетенными головами и лапами зверей, на одной крыше возвышался резной змей, снятый со штевня какой-то старой шнеки, на другой – бронзовый литой флюгер. Кое-где улица была замощена старыми корабельными досками. По пути до двора, где остановился Асмунд, Милута с Осеней и несколькими гридями прошли мимо старого варяжского святилища. Обрушив четыре стены друг на друга, их так и бросили. На следующее лето над развалинами прошумел пожар, сожравший дом Тормода, после чего Белый Медведь и пришел жить к Милуте. А старое святилище так и осталось лежать кучей черного угля, буйно заросшей со временем бурьяном и репейником. Обитатели ближних улиц рассказывали, что по ночам, особенно в велики-дни, над развалинами сияет призрачный свет. Боясь нечистого места, никто здесь не селился, даже под хлев никто не смел занимать землю, когда-то принадлежавшую богам.

Асмунд Рейнландский встретил Милуту с его людьми хорошо, как дорогого гостя. Бревенчатые стены палаты были завешаны крашеным сукном, под ногами на полу шуршал свежий камыш. Асмунд тоже в скором времени собирался уезжать из Ладоги, и оба купца увлеченно говорили о делах.

– Мы тоже едем в лес к бьярмам за меха, – говорил Милуте Асмунд. – Свеар давно знают пути, где есть хорошие меха. Много годов люди из Свеаланд ездят в Бьярмаланд [130], там берут канаты для ладьи, кость, шкуры, меха. А бьярмы и финны любят наше серебро. – Он показал на свою круглую застежку, покрытую красивыми узорами.

– С такими горячими молодцами у тебя весь товар на подарки за примирения уйдет, – посмеиваясь, ответил Милута и огляделся, отыскивая Спехова обидчика. – Где твой удалец-то?

– Ай! – Асмунд досадливо потряс головой. – Снэульв сын Эйольва, имеет такой нрав – ему трудно хранить мир. Он есть смелый, он умелый воин, но его дурной нрав делает много беды… Его здесь нет – я не хотел, чтобы он опять делать свара. Ха! – Асмунд вдруг со смешанным чувством удовольствия и досады хлопнул себя по колену. – Я не знал, что он еще и скальд! Я не слышал, чтобы он раньше слагать висы! Видно, это взор твоя дочь сделал его скальдом. И как хорошо, что никто из финнов не понимал северный язык! Если бы сын Тармо знал, что его попрекнули разбитой головой и… э, что он мало не стал рабом… Они убили бы Снэульва прямо там! А теперь я не могу взять его в лес. Он не может оставить в Альдейгья свой дурной нрав – он опять будет делать свары!

– Ну, так самого не бери! – с пониманием посоветовал Милута. —Тебе дружины и без него достанет. Сейчас в чуди мирно – князь Владимир мечом всех замирил. И в прошлое лето ходил на чудь заволочскую походом, и в это ходил. Кто был в чуди задирист и неразумен – мечом разум поострил!

– Да, Вальдамар есть великий конунг! – Асмунд согласно закивал. – Он как конунг Харальд сын Хальвдана, что первый стал один владеть вся земля Норэйг. Его любят друзья и боятся вороги! Славный конунг! А правду говорят, что его мать была знатная провидица?

– Провидица? – Милута опешил. Ему не хотелось говорить варягу, что матерью славного конунга Вальдамара была холопка и невеста попрекала его рабским рождением. – Кто их знает, Киев-то от нас далеко, – уклончиво ответил Милута. – Может, и была. А я от тебя первого слышу.

– У нас в Свеаланде говорят так.

Милута вдруг разгладил усы, скрывая от Асмунда усмешку, которую не захотел бы объяснять. Разговор о князе Владимире навел его еще на одно воспоминание. Поистине доброй дочерью одарила его щедрая богиня Макошь, подумал он, с нежностью вспомнив Загляду. Не только сын чудского старейшины, но и сын киевского князя хотел бы назвать ее своею.

По пути через Околоградье к вымолам Загляде и Спеху повстречалось двое детей, одетых в длинные серые рубашонки. Девочка лет восьми бережно держала перед грудью глиняный кувшин, покрытый деревянной крышкой. Мальчик, на пару лет помладше, тащил лукошко, обвязанное сверху холстинкой. Девочка была русоволоса и сероглаза, а мальчик – светло-рыжим, как гриб-лисичка. На его носу, на лбу, на щеках густо желтели веснушки, словно просыпанное пшено. Лениво перебирая ногами, мальчик смотрел во все стороны, но только не вперед. Ему нужно было разглядеть и собаку у чужих ворот, и разрисованные горшки на кольях тына, и ворону на дереве.